— Среди тех школьников, кому вы назначали свидания, были Рид Ламберт и Джуниор Минтон?
— Да, — ответила Ванда, улыбнувшись своим воспоминаниям, — они были самыми красивыми и самыми популярными мальчиками в школе. Всем девчонкам хотелось с ними встречаться.
— И Степей Уоллес тоже?
— Ну, для нее не существовало никого, кроме Джуниора Минтона. Было, знаете, даже жалко ее, потому что она с ума сходила по Джуниору, а тот словно приклеился к Селине.
— А Седина любила Рида.
— Ну да. Вообще-то, Рид был, да и есть очень хороший. Он не обращался со мной и сестрами как с падалью, хоть мы именно этим и были. Он всегда был очень мил, когда , ну, в общем, когда водил нас куда-нибудь. И после всегда говорил спасибо.
Алекс выдавила болезненную улыбку.
— А когда Селина вышла замуж, он прямо как с ума сошел. Потом, когда она умерла… — Ванда Гейл сочувственно вздохнула. — Сейчас он часто злится, но в глубине души он все же хороший. — Она отвернулась — Я знаю, он не любит Фергуса, но со мной вчера обращался уважительно.
Эта женщина и Рид были когда-то любовниками. Алекс пристально разглядывала ее. Невозможно было представить себе Ванду Гейл в страстных объятиях какого-нибудь мужчины, тем более Рида.
На лице ее еще сохранились следы былой миловидности, поэтому Алекс и узнала ее на фотографии из школьного альбома, но кожа стала дряблой, шея оплыла. Пышную взбитую прическу, которая украшала ее на школьной фотографии, заменил строгий скучный пучок. На глазах, так выразительно подкрашенных для снимка, теперь не было и следа косметики. Талия ее раздалась и теперь почти не отличалась размером от груди и бедер, которые, очевидно, были соблазнительно пышными в юности.
Ванда Гейл выглядела по меньшей мере лет на десять старше своих одноклассников — Рида, Джуниора и даже Стейси. Что же ее так состарило, подумала Алекс, прежние разгульные похождения или замужняя жизнь с Пламметом? Скорее всего, последнее. Жить с ним радости мало. Несмотря на свое благочестие, он не давал окружающим ни тепла, ни любви. А по мнению Алекс, вера должна нести именно это. К ее восхищению этой женщиной примешивалась жалость.
Ей стало еще больше жаль Ванду Гейл, когда та, взглянув на гостью, робко заметила:
— Вы тоже были добры ко мне. Я даже не ожидала, вы ведь такая модная, у вас вон какие красивые вещи. — Она оросила завистливый взгляд на меховой жакет и кожаную сумку.
— Спасибо, — сказала Алекс. Затем, поскольку Ванда Гейл от смущения умолкла, Алекс возобновила вопросы:
— А как сестры отнеслись к вашему замужеству?
— Я уверена, им это не понравилось. — Значит, вы не знаете?
— Фергус считал, что лучше мне с ними больше не общаться.
— Он разлучил вас с семьей?
— Так было лучше, — сказала Ванда, немедленно вставая на защиту мужа. — С прежней жизнью я покончила, а они ведь были частью ее. Мне пришлось отвернуться от них, чтобы доказать господу, что я отказываюсь от греха.
У Алекс появилась еще одна причина презирать священника. Он настроил жену против ее родни, использовав ее душу как инструмент давления.
— Где сейчас ваши сестры?
— Пегги Гейл умерла несколько лет назад. Я прочитала об этом в газете. У нее был рак. — На лице ее отразилась печаль.
— А другая? Нора Гейл?
Губы Ванды сложились в гримасу сурового осуждения.
— Она по-прежнему живет в грехе.
— Здесь, в городе?
— Ну да.
Она опять сцепила руки под подбородком и скороговоркой прочитала молитву.
— Я молю господа бога, чтобы она увидела свет веры, пока еще не поздно.
— Она так и не вышла замуж?
— Нет, она слишком любит мужчин, всех мужчин. Ей никогда не хотелось иметь только одного. Правда, может, Рида Ламберта, да сам-то он не хотел ничего постоянного.
— Он ей нравился?
— Очень. Они физически очень подходили друг другу, но любви у них все равно не получилось. Может, оттого, что они слишком похожи. Упрямые. И оба часто бывают злыми.
Алекс постаралась, чтобы ее следующий вопрос прозвучал вполне естественно.
— Вы не знаете, он по-прежнему встречается с ней?
— Наверное, — ответила она, сложив на груди руки и фыркая в праведном негодовании. — Мы все ему нравились, но Нора Гейл была у него на особом счету. Не знаю, спят ли они и теперь, но, конечно же, остались друзьями — куда денешься, они слишком много знают друг о друге. С той самой ночи, когда убили Селину…