Особенно,... 
99 
Джуниор подошел к плите и выключил конфорку.
— Какао, говоришь? Что может быть лучше твоего какао! А на две чашки хватит?
— Да… Ко… конечно. Значит, ты останешься?
— Ненадолго. Если ты не против.
— Нет, — сказала она, едва дыша. — Нет.
Обычно ловкая, Стейси неуклюжими движениями налила две чашки какао. Она не могла понять, с чего он вдруг решил навестить ее сегодня. Впрочем, это неважно. Главное, он здесь.
Когда она подала ему чашку с какао, Джуниор обезоруживающе улыбнулся и спросил:
— У тебя есть что-нибудь выпить? Он пошел за ней в гостиную, где в шкафчике стояло несколько бутылок, вынимавшихся только в особых случаях.
— Ты уже пил сегодня, да? — спросила она, наливая ему в чашку коньяку.
— Пил, — он понизил голос до шепота, — я и закрутку марихуаны выкурил.
Она осуждающе поджала губы.
— Ты ведь знаешь, Джуниор, как я отношусь к наркотикам.
— Марихуана не наркотик.
— Нет, наркотик.
— Ах, Стейси, — жалобно сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в ухо. — Бывшая жена не имеет права браниться.
От прикосновения его губ внутри у нее все затрепетало. Ее недовольство растаяло, как мороженое в августовскую жару.
— Я и не думала бранить тебя. Просто мне интересно, почему ты вдруг пришел сегодня после стольких лет.
— Захотелось.
Она знала, что для Джуниора это действительно причина. Он развалился на диване и, потянув се за руку, усадил рядом с собой.
— Нет, не включай лампу, — сказал он, когда она потянулась к выключателю. — Давай просто посидим рядом и попьем какао.
— Я слышала о беде на ранчо, — сказала она после небольшой паузы.
— Все уже расчистили. Даже следов не осталось. Еще легко отделались.
Она нерешительно коснулась его рукой.
— Тебя могло ранить.
Он поставил пустую чашку на журнальный столик и вздохнул.
— Тебя все еще заботит моя безопасность?
— Конечно.
— Никто не относился ко мне так, как ты, Стейси. Мне не хватает тебя. — Он взял се руку и сжал в своих ладонях.
— У тебя усталый и озабоченный вид.
— Ничего не поделаешь.
— Это из-за нападения?
— Нет. — Он еще глубже погрузился в подушки дивана, положил голову на его спинку. — Вся эта каша, которая заварилась вокруг убийства Седины. Неприятно до чертиков. — Он наклонил голову, так что она оказалась у нее на плече. — М-м, как от тебя хорошо пахнет. Именно этого запаха мне и не хватало. Такой чистый. — Он уткнулся ей в шею.
— А что тебя так тревожит в этом расследовании?
— Да ничего особенного. Просто у Алекс вышел сегодня с матерью скандал. Мать проговорилась, что Седина нагуляла ее и поэтому ей пришлось выйти замуж за того солдата. Сцена была не из приятных.
Он обнял ее за талию. Стейси машинально подняла руку, чтобы погладить его по щеке, и прижала его голову к своей груди.
— Я солгала ей, — тихо призналась она, — не сказала всей правды.
Джуниор пробормотал что-то, не проявив никакого интереса.
— Я не сказала ей, что была в конюшне в тот день, когда убили Седину.
— Почему?
— Я не хотела, чтобы она набросилась на меня с вопросами. Я ее не выношу, Джуниор, у тебя ведь снова неприятности из-за нее.
— Алекс тут ни при чем. Она не виновата.
Знакомая песня. Стейси от нее прямо передернуло. То же самое Джуниор говорил и о Селине. Как бы подло она с ним ни поступала, он ни разу не сказал о ней ни единого резкого слова.
— Ненавижу эту девчонку Седины так же, как и ее мать! — прошептала Стейси.
Алкоголь и крепкая мексиканская травка уже притупили мысли Джуниора.
— Забудь сейчас об этом. Так хорошо, да? — бормотал он, скользя рукой, а вслед за ней и губами к ее груди. Его влажный язык коснулся ее соска.
— Тебе раньше нравилось, когда я делал так.
— И сейчас нравится.
— Правда? А так? Вот так тебе еще нравится? — спросил он, втянув в рот ее сосок и погружая руку в пушистую влажную теплоту между ногами.
Она со стоном произнесла его имя.
— Если ты не хочешь, я настаивать не буду. — Он слегка отстранился.
— Нет-нет, — быстро сказала она, снова притягивая к себе его голову и зажимая ногами его руку. — Я хочу. Пожалуйста.
— Стейси, Стейси, как нужна мне сегодня твоя нежная, заботливая любовь. Ты всегда помогала мне, когда мне бывало несладко. — Он поднял голову от ее груди и поцеловал в губы долгим, медленным, глубоким поцелуем. — А помнишь, что мне нравилось больше всего? — спросил он, не отнимая губ.
99 
