34 
— Я ревенант, мама! Я должна жить там, где пребывает большинство представителей кланов. А я торчу здесь! — Она обвела ненавидящим взглядом гостиную, обставленную светлой удобной мебелью, стены с деревянными панно и картинами на тему скандинавских легенд, тяжелые чугунные подсвечники и шкуры северных оленей. Покачала головой, словно не веря, что могла позволить увезти себя в такую глушь. — Но если я не могу быть в Столице, то должна хотя бы знать, что там происходит.
— Прежде всего ты моя дочь, — ответила Диана, выслушавшая слова Виттории с невозмутимым спокойствием. — И я хочу уберечь тебя. Ради спасения твоей жизни мы покинули Столицу. — Она помолчала, глядя на упрямо опущенный затылок девушки, и добавила: — Сына я уже потеряла.
Юная ревенант стремительно обернулась. На ее бледных щеках появились два красных пятна — признак тихого бешенства.
— Мама, Валентин стал лугатом! Это огромная честь! Я горжусь им!
— Гордишься тем, что твой брат стал чудовищем?! — воскликнула Диана с болью.
— Я такое же чудовище, как и он, — высокомерно отозвалась Виттория, — и такое же, как мой отец. — Она развернулась и вышла из комнаты.
Ее мать без сил опустилась на диван.
— Ты слышишь, что она говорит? После того как Филипп умер… — Женщина запнулась, вновь переживая свое горе.
Ричард сел рядом с ней.
— Виттория — ревенант, Диана. Она не совсем человек. Ты все время об этом забываешь.
Женщина покачала головой, явно не желая слышать его:
— Ты должен защищать ее, а не потакать всем ее прихотям!
— Я много лет работал с отцом Витты. Я знаю, что не причинит ей вреда. А что точно навредит.
— И что же ей навредит?
— Невозможность исполнять свой долг.
Диана поднялась, подошла к тому же окну, возле которого совсем недавно стояла ее дочь. Скрестила руки на груди. Ее стройная фигура в узкой серой юбке и свитере такого же цвета казалась отражением пасмурного дня за стеклом. Она была бы точно такой же, как этот тусклый северный день, если бы не золотистые, светящиеся волосы. Стянутые в строгую, элегантную прическу, они все равно пытались выбиться из нее, своевольно курчавились у висков и падали на шею пушистыми завитками.
— Ты думаешь, что понимаешь ее лучше меня? — спросила женщина.
— Она другая, не такая, как мы с тобой.
— Я всегда хотела, чтобы мои дети выросли достойными людьми. Но одна из них все дальше отдаляется от меня. А второй…
Диана осеклась. Телохранитель увидел, как напряглись ее плечи.
Она не знала, за кого выходит замуж. Естественно, в нормальном мире никто не знал о существовании вампиров, живущих рядом. А когда правда открылась, ничего изменить уже было невозможно. Ее дети и она сама стали принадлежать ночному миру. И ей пришлось придумать своеобразную защиту для себя, делая вид, что вампиров не существует. Хотя это не слишком помогало.
— Диана, послушай. — Он подошел к ней, обнял за плечи. — Я знаю, о чем ты думаешь, что чувствуешь. Мне тоже не хватает Филиппа. Но теперь я отвечаю за Витторию. Если ты не будешь игнорировать ее дар, я постараюсь воспитать из нее ревенанта.
— Она была бы счастлива, — бесцветным голосом ответила женщина, наблюдая за серой стеной дождя, приближающейся со стороны фьорда.
— Дело не в ее счастье. Вернее не только в нем. Она все равно не сможет жить обычной жизнью. А если ты будешь упорно сопротивляться, не давая ей выполнять свой долг, добьешься только того, что она тебя возненавидит и вычеркнет из своей жизни.
Ричард понимал: Диане тяжело вновь и вновь осознавать, что он разбирается в характере ее дочери гораздо лучше, чем она сама. И более того, всегда понимал ее мужа, как никогда не смогла понять она.
— Ты должна принять это.
— Я не возражала против вашего общения. Я вижу, что она доверяет тебе, и знаю, что ты всегда будешь на ее стороне. Но я никогда не смогу смириться с той ролью, которую вы отводите ей в этом безумном мире…
— Твой муж был частью этого мира.
Она покачала головой, показывая, что не хочет, чтобы ее перебивали.
— Я видела, как ты служишь ему, — Диана отстранилась, глядя на телохранителя так, словно видела его впервые. — Полностью отрекаясь от всего, целиком посвящая себя его делам. Но я не могу позволить, чтобы моей дочери, такому же ревенанту, как и ее отец, поклонялись, словно идолу! Я хочу, чтобы она осталась человеком!
34 
