10 августа 1761 года Брольи поручил де Еону доставить через Везер сто тысяч оружейных зарядов в ящиках. Де Еон ответил:
– Вот это здорово! Я теперь, словно извозчик, должен таскать и ящики…
– Граф Герши – ваш родственник, и он нуждается в зарядах…
* * *
Лошади рушили фургоны в воду. Течение Везера несло и кружило их. Как назло, пруссаки открыли огонь, и река покрылась взметами от ядер. Стучали пули. Мокрый до нитки, потеряв в реке сережку из уха, де Еон ввалился в палатку графа Герши, наполненную звучным тиканьем множества часиков.
– Граф, сто тысяч зарядов… как вы и просили у Брольи!..
– Молодчага! – ответил родственник. – Дайте я посмотрю на вас… Вы – хороши! Теперь, Шарло, везите заряды дальше.
– По ретраншементам пусть развозят ящики ваши офицеры.
– А мои офицеры – не извозчики, – ответил ему Герши. – Прежде вы полистайте геральдические альманахи, а потом уже вряд ли сунетесь к ним со своими ящиками!
– Мне плевать на их знатные гербы, – обозлился де Еон. – Я свалю все заряды обратно в Везер, а имена ваших сиятельных маркизов впишут на скрижалях позорных памятников…
Граф Герши поднялся:
– Ты неплохо машешь шпагой. А… каково тебе палки?
И тростью (на правах старшего сородича) он огрел кавалера. Но тут же был сражен оплеухой.
– Извините, – сказал графу де Еон. – Но этим дело не кончится, и ваши часики пойдут с молотка… Это я вам обещаю!
Так началась вражда с графом Герши, которая вскоре окончательно запутает судьбу нашего кавалера. А пока что де Еон служил, командуя драгунами. Его покровители, графы Брольи, подверглись опале, но эта опала де Еона почти не коснулась. Он поспешил в Париж, и Терсье был по-прежнему с ним любезен.
– Чего вы желали бы теперь? – спросил он де Еона.
– Если суждено зимовать, так лучше зимовать в России.
Терсье задумчиво сказал:
– Бретель там сильно мерзнет. А жена его допустила оплошность, не поцеловав руки великой княгини Екатерины, и был страшный скандал, который имел отзвуки даже в Мадриде… На всякий случай, – рассеянно пообещал Терсье, – будьте готовы!
– Ехать в Петербург? Какое счастье…
Терсье сидел перед ним, весь в черном, похожий на священника, лицо главного шпиона короля было почти бесстрастным.
– Не стану скрывать от вас: вы замените Бретеля, вы станете послом в России… Вас ждет блестящее будущее, шевалье, если вы… если… Впрочем, ступайте! Можете доставать шубы из сундуков. Можете делать долги на дорогу – король их оплатит!
* * *
В декабре 1761 года, опираясь на костыль, Питт-старший покинул парламент. Фридрих, с уходом своего могучего покровителя, разом лишался британских субсидий. «Еще один шаг русских, – писал король в эти дни, – и мы погибли!» В отчаянии он бросился в союз с татарами; крымский хан прислал посла в Берлин, крымцы и ногайцы должны были напасть на Россию с юга… Среди всеобщего смятения кабинетов Европы Россия – единственная! – твердо и энергично продолжала идти к полной победе.
В этом году Европа впервые обратила внимание на Румянцева: у России появился молодой талантливый полководец, и ему стали пророчить громкую славу в будущем. Бутурлин со своей армией так и «пробаловался» все лето с австрийцами, а корпус Румянцева отвоевал Померанию, геройски сражался под Кольбергом. И флот и армия снова были вместе; сообща они открыли эту войну, сообща они ее закрывали.
Теперь Румянцев готовил поход своей армии на Берлин со стороны моря. Не для набега – для утверждения в Берлине полной капитуляции. Фридрих – как опытный стратег – отлично понял это. Пришло время небывалого упадка духа. Запасшись ядом, король заперся от людей, и целых два месяца его, словно змею из норы, нельзя было выманить наружу. Пруссия обескровела, разруха и голод царствовали в ее городах и селениях. Дезертиры толпами шли к русским, прося о подданстве. Румянцев в эти дни изнемогал от наплыва солдат Фридриха, у которых были отрезаны носы и уши, – уже наказанные за побег, они бежали вторично…
Совсем неожиданно король покинул свое заточение.
– У меня болят даже волосы, – признался он. – О душе своей я молчу… Кажется, я исчерпал кладезь своего вдохновения, фортуна опять стала женщиной, капризной и подлой. Итак, решено: ради спасения остатков великого королевства я передаю престол племяннику своему – принцу Фридриху Вильгельму Гогенцоллерну.
Он даже не упомянул о «чуде», которое должно спасти Пруссию от полной гибели. Но это «чудо» действительно произошло.