* * *
Лондонские граверы изображали теперь кавалершу в виде богини Паллады, патронессы наук и мудрости. Иметь женой Палладу, которая обладает к тому же значительной рентой, такое не часто встретишь во Франции, и Бомарше – торжествовал. Париж со дня на день ждал, чем закончится первая брачная ночь драгунского капитана с ловким комедиантом.
– Я счастлив, – говорил Бомарше. – Поверьте, ко мне вернулась легконогая юность…
Между тем все ждали свадьбы, и англичане, как завзятые спорщики, перенесли свои дебаты даже в газеты. Это надоело де Еону, и однажды на каком-то рауте, невзирая на приличия, он публично послал Бомарше к чертовой матери.
– Опомнитесь, дорогая, – растерялся поэт.
– Ты слышал, негодяй? Убирайся к черту…
Свадьба расстроилась, и биржа стала играть на понижение. Газеты писали, что навряд ли де Еон – женщина, ибо женщина не страшилась бы общения с будущим своим супругом. Растерянный Бомарше подкупил авантюриста Тевено де Моранда (книгу которого он недавно спалил в печках), и началась война перьями. Памфлет за памфлетом, один грязнее другого, выбегал из кипящих ядом чернильниц…
Но Вержен пресек эту войну в самом ее зародыше.
– Исполните условия договора, – продиктовал он де Еону в Лондон, – иначе вы лишитесь ренты. И срочно выезжайте на родину!
Исполняя приказ министра, 6 августа 1777 года кавалер появился в гостиных Лондона уже официально признанной женщиной. Голову его украшала бриллиантовая булавка.
– Вопрос разрешен без Бомарше! – заволновалась биржа.
И суды Лондона сразу же наполнились заявлениями о возбуждении исков: спорщики требовали оплаты выигранных пари. Королевские судьи хватались в ужасе за пышные парики времен Кромвеля, спикеры, сильно потея, не уставали стучать молотками.
– Джентльмены! Ваши иски удовлетворены быть не могут. Мы имеем только старое решение суда, назвавшего де Еона девицей. Но суду короля Англии еще неизвестно, что в действительности укрывается под женским платьем девицы де Еон и де Бомон!
Прощальный банкет с друзьями, где де Еон блистал в дорогих нарядах, ослепляя гостей белозубой улыбкой и сверканием драгоценностей. Правда, очаровательная хозяйка напилась крепче всех под вечер. Но сомнений ни у кого не осталось: женщина!
– Прощай, Лондон… Неужели навсегда?
13 августа де Еон в дормезе, запряженном четверкой лошадей, тронулся в путь. Но («Что это? Ужас! Ужас!») за кучером сидел опять драгунский капитан со шпагой на боку. Придержав лошадей возле редакции газеты «Морнинг пост», де Еон требовательно окликнул издателя, и тот высунулся из окна на улицу, не веря глазам.
– Ах ты старый беззубый враль! – кричал ему де Еон. – Не поленись напечатать по моем отъезде следующее: «Сожалея о тех скандалах, которые были вызваны глупцами и кретинами, я, кавалер де Еон, заверяю торжественно, что никогда не был женщиной». А следовательно и не способен стать ею в будущем… Трогай!
Лошади понесли его в гавань, а черную биржу Лондона снова затрясло в лихорадочном ознобе различных предположений…
* * *
Франция дохнула в лицо ему запахом отцветающих яблонь. Сытые лошади с короткими хвостами, откормленные моченным в пиве овсом, быстро везли его в Париж, где он так давно не бывал.
Но в Сен-Дени кавалера остановили: принцесса Луиза (аббатиса монастыря кармелиток) просила удостоить ее обитель визитом. В приемной обители перед бравым драгуном с писком разлетелись по углам испуганные монахини. Сама же принцесса скрылась за решеткой и только чуть-чуть отодвинула ширмочку.
– Мы совсем не ждали увидеть мужчину, дочь моя! – сказала Луиза. – Вот как вредно читать газеты и верить им.
Впрочем, ханжество принцессы было ничто по сравнению с гневом самого министра Франции.
– Как?! – топал ногами Вержен. – Мало того, что вы осмелились сменить костюм, так вы еще и в мундире капитана? Я вас спрашиваю: по какому праву?
– По праву крови, пролитой мной за Францию…
На выходе от министра его встретили две версальские матроны в сопровождении лейб-медика. Тоном приказа де Еону было объявлено, чтобы нигде он не смел появляться в мужском костюме.
– Иначе, – было заявлено ему, – вас ждет суровое заключение в женском монастыре.
– В женском? – расхохотался де Еон. – О, теперь-то я вижу, что во Франции остался только один нормальный человек, да и тот – не разберешь, что такое… Этот человек – я!
Превращение кавалера в женщину было заверено декретом: