Особенно,... 
88 
Покорив мужчин, русские дружно взялись за женщин, и началась любовная «оккупация» Пруссии, не имевшая равной себе в истории. Никогда так горячо не пылали щеки милых Гретхен! Кенигсберг, говоривший при Фридрихе языком грубых реляций, вдруг заговорил о любви, о свиданиях и розах Гименея… Крылатый божок любви порхал в том году над острыми крышами Кенигсберга!
Немецкий историк Архенгольц (страстный поклонник Фридриха) писал об этом необыкновенном времени:
«Никогда еще самостоятельное царство не было завоевано так легко, как Пруссия. Но и никогда победители, в упоении своего успеха, не вели себя столь скромно, как русские».
24 января (в день рождения короля прусского) все население Пруссии дало присягу на верность новой отчизне – России! После чиновников подходили к пастору ученые университета, положил на Библию плоскую, иссушенную руку и великий Иммануил Кант; в жизни этого германского философа, в жизни поразительно скучной и неинтересной, этот факт – самый исключительный и яркий!..
А к берегам Пруссии тянулись от Мемеля русские корабли и галеры, груженные золотистым русским хлебом.
* * *
Читатель прочел все это – и наверняка не поверил мне. Слишком идиллическая картина нарисована автором.
Пруссия – этот оплот оголтелого юнкерства, этот кипящий котел, из которого кайзеры и фюреры черпали идеи и кадры для своих изуверств, – как же могла эта Пруссия так спокойно и почти равнодушно отдать себя в лоно России!
Отвечаю:
История зачастую состоит из парадоксов. Но эти парадоксы вполне объяснимы, если мы, читатель, накинув мундир армии Елизаветы, въедем с тобою в Кенигсберг и посмотрим на Пруссию как бы изнутри ее царства – глазами самих пруссаков…
Когда затхлое полунищее курфюршество Бранденбург захватило под свою власть сытую и обильную область Пруссии, Кенигсберг тогда отвечал Берлину восстанием! Это первый факт.
Война, которую затеял Фридрих, свирепо выгребала из Пруссии пушечное мясо, мясо натуральное, хлеб и лошадей для кавалерии. Налоги росли, их выколачивали из юнкера, а юнкер брал палку и колотил своих крестьян. Русские же, придя в Пруссию, ничего не брали, сами помогали Пруссии! Вот вам второй факт.
Фридрих всю жизнь утверждал: война – это дело короля, народа она не касается, сиди дома и трудись. Наверное, оттого-то, когда одноглавый орел был заменен двуглавым, никто из пруссаков даже не колыхнулся! Это третий факт.
Наконец, факт четвертый – самый решающий: вступление русских войск в Пруссию не было оккупацией, когда победитель стремится к быстрому обогащению за счет оккупированных, чтобы потом, все разрушив, покинуть завоеванную область. Совсем нет! Это было присоединение Пруссии (как древней земли славян) к славянскому же государству – России! Русские устраивались тут сразу прочно и деловито – на века, и пруссаки отлично понимали, что они не уйдут, они здесь останутся.
Таким образом, читатель, парадоксы истории, как бы ни были они изощренны, все-таки можно объяснить. Пруссаки доверили России себя и свое будущее (будущее детей и внуков своих) – по доброй воле, без принуждения!..
Скоро Елизавете Петровне принесли первую прусскую монету, отчеканенную в Кенигсберге, а на ней были такие слова:
ЕЛИЗАВЕТА – КОРОЛЬ ПРУССИИ
– Вот, – сказала она, довольная. – Это Апраксин не мог ничего. А солдаты-то все могут: наша Пруссия! А весной быть посередь Европы и удивить ее!
Достойно примечания, что Елизавета была названа на монетах не «королевой», а именно «королем»… Это очень странно, и я думаю – не был ли тут заложен какой-либо политический хитрый умысел?
* * *
Эту же монету через своих лазутчиков получил в Бреславле и Фридрих. Первый приступ ярости уже кончился, король перестрадал, и теперь наступила слабость. В пальцах Фридриха крутилась монета новой, чуждой для него Пруссии с обликом императрицы Елизаветы.
– «Елизавета… король Пруссии»? – прочитал он. – Какая непревзойденная наглость! Меня знают в мире как курфюрста Бранденбургского и короля Прусского. Россия отняла у меня Пруссию, и теперь… Где вы, де Катт?
– Я здесь, ваше величество, – подоспел секретарь.
– Невежда! – отвечал ему король. – Ты посмотри сюда (он показал ему монету). Я уже не король, а значит – не «величество». Русские лишили меня королевства, оставив лишь в курфюрстах; отныне я только «светлость».
Он отшвырнул монету прочь, и она покатилась в угол, звеня и подпрыгивая.
88 
