Особенно,... 
62 
— Поняли? Разбор полетов вечером. А сейчас идете и, как все воспитанные дети, участвуете в массовых забавах.
Со словами «Да, папа! Хорошо, папа!» близнецы пулей рванули из гаража.
Десятилетние Ваня и Саня с высоты своего возраста презрительно морщились, глядя на конкурсы и игры, которые клоун организовывал с мелюзгой вроде их сестры. Но тут бросились в первые ряды.
С убранными за спину руками они грызли яблоко, с закрытыми глазами срезали игрушки на веревке.
Вошли в азарт и чуть не подрались со своим дворовым приятелем Никитой, который жухлил во время бега в мешках.
Праздник завершился небольшим фейерверком, перепугавшим Маняшу и приведшим в полный восторг Ваню и Саню, которым позволили поджигать запалы.
Они надеялись, что суматоха с отъездом гостей, уборка территории, в которой они приняли активное участие, отодвинет кару или — еще лучше — папа забудет об их проступке. Не тут-то было.
* * *
В свое время Зину поразило, что Павел не только допускает, но и считает необходимым рукоприкладство в воспитании мальчиков.
— Пойми! — говорил он. — Мужчины уважают силу, а мальчишки часто только ее и понимают.
Меня мама десяток раз стыдила и уговаривала не воровать яблоки в соседском саду. А отец один раз выдрал — сразу невкусными те яблоки стали. Ты меня осуждаешь, что я за драки их не виню. Но мальчишки должны драться! Ведь они во дворе или в школе — как в стае молоденьких волчат. Не научатся сейчас давать сдачи, не дрейфить, не бояться боли — потом уже никогда не научатся. Другое дело, чтобы не задирались первыми, не считали кулак главным аргументом. Они между собой из-за какой-нибудь ерунды сцепятся, ты в обморок падаешь — ах, вы не любите друг друга! Зина, при чем здесь любовь? Они же неразлейвода, а драться натура просит. Не губи нашу натуру, Зина.
* * *
Петров чинил расправу в комнате мальчиков на втором этаже — так орал, что соседи за триста метров могли слышать. Зина с дочерью внизу, в гостиной, сидели в обнимку на диване.
— Никаких оправданий! — кричал Петров. — Нет у вас оправданий и быть не может! Думаете, я вам лекции о вреде никотина читать буду? Про убитую лошадь? Я вам покажу лошадь! Снимайте штаны!
Пауза, секундная тишина. Петров вынимает ремень из брюк, поняла Зина.
Вжик!! — звук удара. Зина застонала. Маняща скуксилась, собралась плакать. Вжик! Вопли детей.
Вжик! Крик: «Папа, мы больше не будем!» Вжик!
«Папа, прости! Честно!»
У Зины сжалось сердце: изверг, лупит со всех сил, мог бы и понарошку.
— Маня, не плачь! — сказала она дочери. — Папа сейчас прекратит.
— А я и не плачу! — Маняша пыталась пустить приличествующую моменту слезу, но у нее не получилось — отвлекали подарки в углу. — Я, мамочка, не курила, и папа меня наказывать не будет. И еще не я стреляла из рогатки по прохожим.
— Поняла, доченька, — быстро заговорила Зина, — братики стреляли, но ты не говори об этом сейчас папе. Хорошо?
Петров спустился по лестнице красный от гнева, взлохмаченный, со сложенным ремнем в руках. Молча прошел в спальню. Зина бросилась наверх.
В комнате мальчиков, как снежинки, кружили перышки пуха. Распоротая подушка лежала тут же на кровати. Зина облегченно перевела дух: он бил по подушке!
Возбужденные Саня и Ваня хвастались боевыми ранениями:
— Меня та-а-ак больно по руке задело!
— А меня еще больнее по ноге!
У Зины пропало желание броситься к сыновьям с утешениями, она погрозила им пальцем:
— Вот я вам! Только попробуйте еще раз сигареты в руки взять! Немедленно все убрать и ложиться спать!
Она вернулась вниз. Маняша, свернувшись калачиком, уснула среди подаренных кукол, плюшевых игрушек, кукольных домиков. Зина перенесла дочь, переодела в пижаму, положила в кроватку. Сонная Маняша капризно пробормотала:
— Папа сказку не рассказал.
Папа, Петров, лежал на краю громадной кровати в позе покойника — на спине, руки сложены на груди.
— Конька! — потребовал он у Зины, не открывая глаз.
— Павлик, может, лучше валерьянки?
— Конька, я сказал! Полстакана.
— Поняла, несу.
Она вернулась с подносом, на котором стояли бутылка, хрустальные рюмки и блюдце с нарезанным кружочками лимоном.
— Кушать, то есть выпить, подано!
Зина поставила поднос на центр кровати, села рядом по-турецки. Петров перевернулся на бок, облокотился на одну руку, другой потянулся к бутылке, разлил коньяк по рюмкам.
62 
