Именно так он и представлял себе жилище колдуна. Богатая живопись прямо на поверхности кирпичных стен изображала какие-то жуткие хари - возможно, слуг трижды проклятого Ахримана. В углу огромный белый камень в форме правильного цилиндра - сцирип, один из главных инструментов любого чародея. Единственное окно, закрытое подъемными решетками-ставнями, было еще и занавешено черным бархатом. На улице стоял жаркий полдень, здесь же царила темнота и прохлада, нарушаемая лишь тремя тусклыми коптящими светильниками.
– А-а-а… ке-ке-ке… - послышалось из самого темного угла комнаты. - Да… замечательно… ке-ке-ке… это он?…
– Рожденный в тот час, когда ты вошел в этот город, повелитель, - хмуро кивнул Эфиоп.
– Хорошо… хорошо… - проскрипели в ответ. - Можешь идти… ке-ке-ке…
Эфиоп снова кивнул и вышел, мягко затворив за собой дверь. Йусуф с трудом удержался, чтобы не кинуться следом - сколь бы ни был страшен этот мрачный негр, оставаться здесь, в темноте, наедине с кошмарным колдуном, было еще страшнее.
В углу что-то зашуршало. Послышался тихий щелчок огнива, и зажегся четвертый светильник - еще более тусклый, чем остальные, но все же рассеявший мрак. Там, на горе шелковых подушек, восседал дряхлый старик - тот самый Мурарат.
Он выглядел еще хуже, чем описывала его молва. Тонкие руки-веточки, изборожденные набухшими венами, с трудом удерживали простой медный светильник. Старческие глаза слезились, пристально всматриваясь в лицо Йусуфа. На голове осталось всего несколько белоснежных волосков - плешивый череп напоминал высохшую айву.
– Ке-ке-ке… - осклабился Мурарат, обнажая гнилые пеньки, оставшиеся от зубов. Этот странный скрипучий звук оказался смехом. - Подойди-ка сюда, мальчик…
Йусуф нервно сглотнул и не сдвинулся с места. Никакие силы не смогли бы заставить его подойти к этому страшному старику.
– Боишься?… - с удовольствием спросил колдун. - Ке-ке-ке… Это хорошо, клянусь Анхра-Майнью…
Йусуф содрогнулся. Только что было произнесено запретное имя Ахримана - имя, которое опасно произносить даже про себя. А уж вслух… кем же надо быть, чтобы отважиться на такое? Либо святым, либо…
– Дай мне руку и помоги подняться, - сухо приказал Мурарат, протягивая дрожащую ладонь.
Его новый раб по-прежнему стоял неподвижно. Прикоснуться к этой жуткой коже, похожей на чешую ящерицы?! Лучше уж умереть здесь и сейчас! Он истово молился Шахривару - святому, покровительствующему металлам и людям, работающим с ними.
– Хшатра Варья, Избранная Власть, пребудь со мной… - шептали пересохшие губы юноши.
– У Ахура-Мазды нет здесь силы, мальчик! - усмехнулся колдун, расслышав молитву. - Здесь только Анхра-Майнью!… ке-ке-ке…
Йусуф снова содрогнулся. Старик не боялся произносить истинное имя Хормузда! Но ведь его разрешено произносить только магам… хотя он когда-то и был магом… Но ведь его изгнали!
Мурарат, поняв, что раб не осмелится помочь ему, кое-как дополз до кривого костыля и мучительно медленно поднялся на ноги. Стоял он с огромным трудом, тощие ноги-прутики едва не подламывались под высохшим тельцем.
– Посмотрим, как ты сам будешь выглядеть в сто десять лет… ке-ке-ке… - ехидно ухмыльнулся старик, поняв, о чем думает его раб. - Посмотрим…
Йусуф только дрожал, глядя, как колдун ковыляет к нему. Он словно превратился в соляной столп, не решаясь даже шевельнуться. Мурарат подошел вплотную и первым делом ткнул раба костылем в живот, заставляя того наклониться. Старик оказался почти на голову ниже, и ему было трудно сделать то, что он намеревался - заглянуть юноше в глаза.
– Хорошо… хорошо… ке-ке-ке… Клянусь Анхра-Майнью, лучшего и желать нельзя… - проскрипел Мурарат, удовлетворившись осмотром. - Встань вон там.
Этот приказ Йусуф выполнил мгновенно - все, что угодно, лишь бы оказаться хоть на пару шагов подальше от жуткого старца.
Он послушно встал в центр круга, вырезанного в каменном полу - во всей комнате это оказался единственный участок, не прикрытый пышными коврами. Ногам сразу стало холодно - Йусуф не носил обуви. Правда, не по своей воле - все его имущество было конфисковано в счет отцовского долга. Оставили только штаны и иматий[5] - прикрыть срам.
Мурарат проковылял к сцирипу, взялся дрожащими руками за края и тяжело задышал. Даже столь малое усилие - пройти несколько шагов по комнате - обошлось ему очень дорого. В горле старика что-то захрипело - Йусуф испугался, как бы тот не умер прямо здесь и сейчас. Испугался, конечно, не за него, а за себя - вряд ли Эфиоп поверит, что это не он убил повелителя.