Элиана вспомнила, как сама повзрослела в один миг, в тот вечер, когда они с матерью и Дезире пытались бежать из мятежного Парижа! Тогда она не просто осознала, а ощутила всей душой, что в мире, помимо маленьких огорчений, существует некая зловещая непоправимость, поняла, что всю жизнь человек идет не по широкому цветущему саду, а по узкой, как лезвие бритвы, дороге своей судьбы.
Боже мой! Почему она не сумела защитить более неопытного и слабого! И еще… Если б Бернар жил дома, одного спокойного отцовского запрета оказалось бы достаточно для того, чтобы предотвратить беду.
Элиана нетерпеливо взглянула на небо, по которому плыли рваные облака. Похоже, она доберется до места только к вечеру. Полк, в котором служил Бернар, размещался в небольшом городке, поблизости от германской границы, куда с 1811 года непрерывно стягивались войска.
Женщина думала о муже. Конечно, прошедшие годы изменили его, и все же в чем-то он, без сомнения, остался прежним. Элиана знала, что Бернар требователен к людям, но он никогда не стал бы добиваться от них того, чего не смог бы сделать сам, и не снимал с себя ни капли ответственности за любое принятое решение. Он казался сильным духом, уверенным в себе и трезвомыслящим человеком, и в то же время (хотя, возможно, это понимала лишь Элиана) был очень раним и обладал жалостливым сердцем.
О, как ей не хватало его! Не хватало всегда.
Как и предполагала женщина, она прибыла к месту назначения поздно вечером. Это был типичный провинциальный городок, безмятежный и мирный, с извилистыми немощеными переулками, узкими, как колодцы, двориками, небольшими садиками и живыми изгородями, окружавшими одно – и двухэтажные с черепичными кровлями дома.
Элиана вышла в центре города. Небо блестело от звезд, с предгорий дул холодный ветер, а воздух был чист, как после грозы. Женщина довольно быстро отыскала штаб и спросила, где можно найти полковника Флери.
– Кажется, он живет в доме напротив, – ответил молодой адъютант. – Я прикажу солдатам проводить вас, мадам.
– О нет, не беспокойтесь, я дойду одна! – сказала Элиана и, спустившись с крыльца, побежала прямо через грязную улицу туда, где сквозь ветки деревьев желтел свет окон небольшого двухэтажного особняка.
Внутри было шумно. Из комнат нижнего этажа доносился звон посуды, стук чего-то тяжелого, скрип стульев и половиц, гудение мужских голосов и женский смех.
Элиана хотела войти в дверь, но в последнюю секунду отчего-то замешкалась и, привстав на цыпочки, заглянула в окно, в щель между двумя занавесками. Судя по всему, здесь была офицерская вечеринка; возможно, Бернар и не присутствовал на ней?
Перед взором женщины предстало большое помещение. Свет был довольно ярким, но под потолком плыла сизая пелена табачного дыма. На столе громоздились бутылки и блюда с закусками. Человек десять офицеров в расстегнутых мундирах, а некоторые – в одних сорочках сидели на стульях и обитом синей нанкой диване. Элиане сразу стало ясно, какая здесь царит атмосфера. Бездумное, бездушное веселье, удовольствие не ради удовольствия, а ради того, чтобы заполнить гнетущую пустоту. Собственно, женщина не осуждала этих людей. Офицеры годами не бывали дома, не видели своих семей. Они не могли наслаждаться ни любовью, ни славой, ни деньгами. Вот почему первыми начали роптать именно высшие армейские чины – им хотелось наконец-то пожить в свое удовольствие, воспользоваться плодами побед. А вместо этого – бесконечные походы. Война, всегда война.
Элиана почти сразу заметила Бернара – он сидел напротив окна. Она обрадовалась, увидев его так близко, но одновременно ей показалось, что сейчас их разделяет нечто большее, чем расстояние в несколько шагов.
Его черные глаза жестковато поблескивали, на смуглом лице блуждала странная улыбка. Он казался расслабленным, и в то же время в глубине его существа словно спряталось что-то темное, тугое, не дающее ему покоя.
В комнате находилось несколько женщин, ярко накрашенных особ без шейных косынок, с наполовину расшнурованными корсажами. Одна из них, хорошенькая блондинка лет двадцати пяти, подошла к Бернару и села ему на колени. Он обнял улыбающуюся девушку за талию, потом прижал к себе и поцеловал долгим поцелуем, а после, грубовато оттолкнув, потянулся к кружке с вином.
Элиана отшатнулась. Затем прислонилась к стене. В ее душу вторгался хаос, и она изо всех сил старалась не дать гневу и страху связать себя по рукам и ногам. Женщине показалось, что она теряет ориентацию в пространстве и времени, – у нее создалось ощущение, словно посреди белого дня на землю внезапно опустилась ночь. Границы мира раздвинулись, и на первый план выступило нечто необъяснимое, зловещее и всесильное.