Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
46 
Элиана шла, ничего не соображая, не видя света, и одному Богу ведомо, что вело ее вперед.
Она отыскала швейную мастерскую и спросила Дезире. Почему-то ей не верилось, что сейчас она увидит девушку. Она уже не верила ни во что.
Мастерская представляла собой нечто длинное, приземистое, закопченное и мрачное; она располагалась на первом этаже старого каменного дома и имела отталкивающе унылый вид, возможно, из-за грязных окон и небеленых стен. Двор был голый, без единого деревца, без скамеек, совершенно пустой, огороженный серыми стенами. Вначале Элиана подумала, что это казарма, и только бесконечное, протяжное гудение машин дало ей понять, что она действительно попала туда, куда надо.
Дезире вышла из дверей мастерской и остолбенела, увидев свою госпожу: та стояла, едва держась на ногах, прислонившись к косяку и вцепившись в него побелевшими пальцами. Ее глаза погасли и уголки губ опустились, как на трагических масках.
Дезире схватила Элиану за руку, потом обняла.
– Барышня! Да откуда вы? Я заходила к вам несколько дней назад и узнала, что вы, – она быстро оглянулась и понизила голос, – что вы в тюрьме!
– Я была там.
– И вас отпустили?
– Я сбежала…
Глаза девушки округлились.
– А ваш отец?
– Я ничего о нем не знаю.
Ее голос был безжизненным, руки повисли как плети, и Дезире поняла, что расспросы бесполезны. Она отвела Элиану в каморку, которую делила с несколькими девушками, и усадила на кровать.
– Хотите есть, барышня? У нас тут остались гороховые лепешки – настоящее лакомство!
– Нет, я ничего не хочу, – ответила Элиана, а потом, о чем-то вспомнив, спросила: – Ты вышла замуж?
Дезире улыбнулась.
– Да.
– И где вы живете? – тусклым голосом произнесла молодая женщина. – Здесь?
– Нет, что вы! Здесь можно жить только женщинам. Эмиль живет при своей мастерской, возле Дома Инвалидов.
Элиана оглядела тесную комнату без окон с холодными каменными стенами, стоявшими впритык железными кроватями, деревянным столом и дощатой дверью.
А Дезире продолжала:
– Все равно мы редко видимся, работать приходится чуть ли не целые сутки, и ему, и мне. Секции Коммуны распределяют заказы между мастерскими: мы шьем шинели, мужчины делают оружие. – Она вздохнула и покачала головой. – Иной раз так устанешь, и глаза ничего не видят, и иглу не можешь держать!
Элиана посмотрела на свою бывшую служанку: кожа на лице Дезире, вероятно, от постоянного пребывания в спертом воздухе, имела землистый оттенок, веки припухли, глаза покраснели. А пальцы на руках, исколотые иглой, загрубели, как наждачная бумага.
– Дезире, если меня найдут, то казнят. И тебя тоже – за укрывательство. Правда, никто не знает, что я спаслась, но все равно это очень опасно.
Зеленые глаза девушки вспыхнули настороженно-печальным огнем, и по лицу скользнула тень. Она до боли сжала пальцы, а потом произнесла слегка изменившимся, но все же твердым голосом:
– Ничего, барышня, мы что-нибудь придумаем. Девушки тут хорошие, и если не говорить им правды… Вот что: сейчас мне нужно вернуться в мастерскую, а вы оставайтесь здесь, никуда не ходите. Я постараюсь освободиться пораньше других, и мы все обсудим. Вы ложитесь, поспите, а то на вас прямо лица нет.
С этими словами она уложила Элиану на кровать и заботливо укрыла ее ноги одеялом. А после поспешно вышла за дверь.
…Тем же вечером к огромному рву на окраине города подъехала доверху нагруженная трупами повозка.
– Куда?! – кричали могильщики возчику, размахивая лопатами. – Что мы, по-твоему, сами должны замертво упасть? С утра копаем! Вези в Кламар или куда там еще…
– А я как раз оттуда, там их тоже полно, – флегматично отвечал возчик.
– Ну, тогда сваливай где-нибудь в стороне, пусть отдыхают до завтра. Сколько ж этого добра в Париже – век не перевозить!
– Что ж, по крайней мере, у нас есть работа.
Все вместе они выгрузили трупы, кидая их, как дрова, а потом, частично засыпав ров, ушли, громко переговариваясь и бодро вскинув лопаты на плечи, и тогда из-под груды посиневших, страшных, обезображенных смертью тел протянулась рука, а после выбрался весь человек и, еле слышно постанывая, медленно пополз куда-то, загребая пальцами землю. Это было жуткое зрелище: казалось, на земле извивается большой черный червяк.
А вокруг дико шумели ощерившиеся сучьями деревья – давние стражи кладбища – и завывал по-весеннему прохладный, резкий ветер. Было пусто и мрачно, никого и ничего, только холод и страх, море бездушия, океан тоски.
46 
