Харрисон Уолш сложил ладони как для хлопка.
— Что же все-таки вас привело сюда в такой пасмурный день?
— Один вопрос. Он касается прошлого.
— Насколько я помню, этот факультет все еще исторический, поэтому вы обратились по адресу.
Дженни, садясь, постаралась не морщиться от боли, потом поставила сумочку на колени.
— Этот вопрос касается одного клуба, — начала она. — Старого клуба. Я бы даже сказала — очень старого. Дата его основания относится к началу истории нашей страны. Что-то вроде масонской ложи, и в то же время это не совсем ложа. Этот клуб еще более закрытый. Он создан правительственными чиновниками, промышленными воротилами и вообще важными людьми. По-другому они называются Комитет или что-то в этом роде.
— А чем занимаются члены этого Комитета, после того как уже обменялись тайными рукопожатиями?
Дженни вспомнила слова Бобби Стиллман.
— Они шпионят, подслушивают, вмешиваются — помогают правительству проворачивать дела без согласия народа.
— Только не надо мне снова о них говорить, — расстроился Уолш.
Дженни подалась вперед:
— Вы хотите сказать, что знаете, кто это?
— Конечно, только, боюсь, вы обратились не в тот кабинет. Со всемирными заговорами лучше сразу к психиатру. Дженни, под ваш Комитет подпадает все что угодно, начиная с Трехсторонней комиссии и заканчивая Богемской рощей. И даже Совет по международным отношениям можно притянуть туда же. Невидимая рука, качающая колыбель.
— Это не заговор, профессор, — серьезно ответила Дженни. — Такая группа реально существует. Они пытаются влиять на политику правительства в свою пользу.
— И этот клуб действует до сих пор?
— Определенно.
Уолш прищурился. Взяв пресс-папье, сделанное из снарядной гильзы времен Первой мировой войны, он задумчиво перебросил его с руки на руку.
— Тогда ладно, — наконец сказал он. — Первое, что приходит на ум, — это группа, во главе которой стоял Винсент Астор. Они называли себя «Комната» и помогали Биллу Доновану в тридцатые годы, когда тот организовывал Управление стратегических служб. Все на абсолютно добровольных началах. Бизнесмены — в основном богатые ньюйоркцы, — вернувшись из своих заграничных поездок, собирались на яхте Астора посплетничать за бокалом американского виски о том, что происходит в мире. Может, вы их имеете в виду?
— Нет. Эти господа озабочены тем, что происходит внутри страны, каким путем движется нация. И если кто-то не согласен с их курсом, они его убивают.
— Плохие парни.
— Пожалуй, — холодно согласилась Дженни, — да, плохие парни.
Уолш отложил пресс-папье и с шумом опустил локти на стол.
— Дженни, неужели вы правда верите, что они существуют?
Дженнифер только молча кивнула: из-за плохого самочувствия вдаваться в подробности не хотелось.
Уолш не сводил с нее внимательного взгляда.
— У вас что-то стряслось?
— Конечно нет. Просто любопытство, — ответила она.
— Точно?
На лице у Дженни появилась вымученная улыбка.
— А можно теперь попросить у вас чашечку кофе?
— Разумеется.
Уолш встал и подошел к заставленному всякой всячиной буфету. Достав одноразовый пенопластовый стаканчик, он налил из кофейника кофе.
Дженни отпила глоток.
— Вижу, у вас тут ничего не изменилось.
— Старый добрый кофеек «Максвелл Хаус». «Старбаксу» придется обойтись без меня.
Вернувшись за стол, он подождал, пока Дженни допьет. Прошло немного времени, и он задумчиво спросил:
— Что еще вы можете рассказать мне об этом «реально существующем» клубе?
Дженни постаралась припомнить еще что-нибудь из объяснений Бобби Стиллман.
— Вот, — сказала она. — Одна из их фраз: Scentia est potentia.
— Знание — сила. Хороший девиз для шпионской шайки. — Хлопнув рукой по столу, профессор сказал: — Нет, Джен, ничем не могу помочь. Это слишком ранний период. Я ведь занимаюсь двадцатым веком. Боюсь, не совсем моя область.
— Понимаю, но я просто подумала, вдруг вы знаете. Простите, что отняла у вас…
— Ничего страшного, — прервал ее Уолш. — А спросите-ка у Кена Гладдена. Он помешан на отцах-основателях. И если вы поторопитесь, то даже застанете его на месте.
44
Как всегда, в конце рабочего дня толпы людей хлынули на улицы. Девяносто минут сумасшествия — это трудящиеся массы Нью-Йорка покидают свои офисы и заполняют метро, поезда и паромы, направляясь домой. На спуске с Бродвея к Визи-стрит люди двигались такой плотной толпой, что яблоку негде было упасть. Все старались успеть до разгара бури.