88 
— А я никогда и не говорил, что это было ненастоящим. — Этот приступ гнева сильно возбуждал Лэндри. Вот такую, непослушную, дерзкую, он любил Расти еще больше. Он привлек ее к себе. — Мы притягиваем друг друга. — Рука Купера вновь по-хозяйски легла на грудь девушки, большой палец бесцеремонно дотронулся до ее соска.
Расти вмиг сникла, зашептав свое вечное слабое «не надо», которое он по привычке проигнорировал. Купер продолжал ласкать ее, она прикрыла глаза от наслаждения.
— Когда мы рядом, я становлюсь твердым, ты — сочной. И так, черт возьми, происходит каждый раз. Так случилось и в первый раз, когда мы положили глаз друг на друга, еще в самолете. Я ведь прав?
— Да, — признала Расти.
— Я так хотел тебя тогда, еще до того, как мы оторвались от земли!
— Но ты даже не улыбнулся мне, не заговорил со мной, не дал мне знак, чтобы я завела беседу первой.
— Все верно.
— Но почему? — Когда Купер так нежно ласкал ее, Расти теряла все свое благоразумие. Она отвела руку любимого в сторону. — Скажи мне почему.
— Все просто. Тогда я лишь догадывался о том, что теперь знаю наверняка: мы живем в разных мирах. И я не имею в виду географию.
— Я знаю, о чем ты говоришь. Считаешь меня глупой и поверхностной, совсем как те мои подруги, с которыми ты только что познакомился. А я не такая! — Девушка положила руки на предплечья Купера и серьезно посмотрела на него. — Сейчас они тоже меня раздражали. И знаешь почему? В них я увидела себя — такую, какой была раньше. И осуждала их точно так же, как ты — меня, когда мы в первый раз встретились. Но пожалуйста, будь терпим к ним. И ко мне. Это Беверли-Хиллз. Здесь все нереально. В этом городе я знаю каждый уголок, а хижина Гаврилова была для меня чем-то чуждым, словно другая планета, тем, что существует вне моего понимания. Но я изменилась. Это правда. Я больше не такая, как мои подруга.
— Ты никогда такой и не была, Расти. Я всегда так думал. А теперь знаю лучше. — Купер опять обхватил ее лицо ладонями. — Но это — жизнь, которую ты знаешь. И с этими людьми тебе по пути. Я так не могу. Не могу! Не стоит даже и пробовать. Не говоря уже о tow, что ты не сможешь стать частью моей жизни.
Уязвленная горькой правдой, которую Лэндри имел смелость озвучить, Расти в гневе отбросила его руки:
— Твоей жизни?! Какой еще жизни? Спрятанной ото всего остального мира? Одинокой и потерянной? Жизни, в которой ты прикрываешься своей горечью, как броней? И ты называешь это жизнью? Да, ты прав, Купер. Я не смогу жить вот так. Я не вынесу груза твоих разочарований на своих плечах, он просто не подъемный!
Нижняя губа Купера под усами превратилась в суровую ниточку. Расти знала, что задела его за живое, но победа в споре не радовала.
— Ну вот, ты и сама все сказала, — вздохнул Купер. — Именно это я и пытался донести до тебя. В постели все просто великолепно, но мы никогда не сможем быть вместе.
— Да потому что ты упрямый как осёл и не хочешь попробовать! Скажи, ты хоть когда-нибудь задумывался о компромиссе?
— Нет, Уволь меня от участия в этом представлении. — Он широко раскинул руки, словно стараясь охватить эту роскошную палату и все, что находилось за окном.
Расти нацелила на него карающий перст:
— Ты просто сноб!
— Сноб?
— Да, сноб. Ты пренебрежительно относишься к обществу, потому что мнишь себя выше серой массы. Лучше, порядочнее, праведнее всех — из-за той ужасной войны и плена. Ты полон презрения, потому что считаешь мир несправедливым. Спрятавшись на своей одинокой горе, ты играешь в Господа Бога, свысока взирая на всех нас — тех, кто имеет мужество терпимо относиться друг к другу, несмотря на все наши человеческие слабости.
— Нет, все совсем не так, — буквально вымучил из себя Купер.
— Не так? А разве это не ты — самоуверенный болван, убежденный в своей правоте и вечно критикующий других? Если в нашем мире все так несправедливо, как ты все время высмеиваешь, почему же не делаешь ничего, чтобы это изменить? Чего ты добиваешься, выбирая одиночество? Общество не отталкивало тебя. Это ты оттолкнул общество.
— Но я не покидал ее, пока она…
— Она?!!!
Лицо Купера вдруг очистилось от всех эмоций, в один миг став бесстрастным и гладким, как маска. Свет в его глазах потух, взгляд стал твердым, неумолимым.
Потрясенная, Расти схватилась за сердце, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Выходит, причиной цинизма Купера была женщина. Кто? Когда? — сотни вопросов роились в сознании Расти. Она хотела засыпать ими Купера, но замерла, прикованная к месту его ледяным враждебным взглядом. Купер был в ярости на себя, на Расти. Она невольно возродила то, что давно было похоронено и забыто.
88 
