107 
Грачев специальной шифрограммой привел подчиненные ему по всей стране войска в состояние полной боевой готовности, но неожиданно вместо того, чтобы поддержать ГКЧП, выступил против них. Говорят, что сделал он это под влиянием тогдашнего главкома ВВС генерала-полковника Шапошникова, шокированного тем обстоятельством, что в хаосе государственного переворота неизвестно, к кому перешло управление ядерным оружием страны. Все о нем просто забыли… Десантники Грачева быстро и четко ликвидировали все мечты ГКЧП, захватив или изолировав все командные пункты путчистов, включая и КП тогдашнего начальника Генштаба, генерала армии Моисеева.
Это и определило дальнейшую карьеру Грачева, который менее чем за год прошел путь от генерал-майора до генерала армии. Путь, который у многих генералов занимает всю жизнь, но и ее, в большинстве случаев, явно не хватает. И даже несколько жизней не хватило бы, а тут всего за год. В генералы армии Грачева вывел Ельцин к большому неудовольствию большинства тогдашних высших руководителей Вооруженных сил, которым вскоре пришлось выражать свое неудовольствие в отставке. Недаром на большинстве митингов оппозиции отставники требовали отдачи Грачева под суд с неменьшим рвением, чем самого президента Ельцина.
Несмотря на бодрый и даже веселый вид, Грачева сильно беспокоил тот факт, что пост «параллельного» министра обороны Верховный Совет возложил на Ачалова. Он хорошо знал Ачалова, ценил его несомненные достоинства, знал и недостатки, кое-что слышал и о пороках, присущих бывшему командующему воздушно-десантными частями. Но лучше всего Грачеву была известна настырность Ачалова, что в сочетании с его вулканической энергией могла сокрушить все преграды на пути опального генерал-полковника.
И начальник Генерального штаба Михаил Колесников, и оба заместителя Грачева — генерал-полковники Валерий Миронов и Борис Громов, и главком ВВС Петр Дейнекин, и главком ракетных войск стратегического назначения генерал-полковник Игорь Сергеев, и главком военно-морского флота адмирал Феликс Громов — все уже докладывали министру о том, что Ачалову тем или иным способом удалось выйти на них с предложением перейти на сторону Верховного Совета. Другими словами, им предлагалось выйти из подчинения Грачева — этого, по словам Ачалова, «сопливого Бонапарта» и перейти в подчинение к нему, Ачалову, которого они все знали по прежней службе, когда давали священную присягу, «не щадя самой жизни» служить Союзу Социалистических Республик.
Были сведения, что Ачалов нашел способ давления на командующих округами, добрался до начальников академий и училищ, уговаривая, рассыпая посулы и угрозы, спекулируя на высоких чувствах любви к Родине и на мелком тщеславии тех, кто мечтал о личной карьере.
Отрадно было то, что все, кто уже подвергся ачаловской обработке, сами инициативно и быстро докладывали об этом Грачеву. Начальник Генштаба поэтому и находился в кабинете министра, рассказывая, как Ачалов обрабатывал его лично, призывая плюнуть на противников и вспомнить о долге перед Родиной, попавшей, уже который раз в своей истории, в сети мирового сионизма.
Грачев, рассматривая собственные ногти, слушал начальника Генерального штаба, стараясь не глядеть ему в глаза. Было очевидно, что Колесников докладывает далеко не все, что слышал, а главное — не совсем то, что думает.
— Ну, и ты ему на все это что ответил? — поинтересовался министр, перекладывая бумаги на своем столе.
— Я ему говорю: «Слава, перестань дурить, не занимайся ерундой», — генерал Колесников натужно покраснел.
— А потом? — спросил Грачев, поднимая глаза на начальника Генерального штаба.
— Паша, — спросил Колесников. — Ты мне что не веришь?
— Верю, — отозвался Грачев и вздохнул.
— Ты что думаешь? — Колесников аж задохнулся от возмущения. — Что я, под это фашистское знамя встану? Что я, вот так себя опозорю под конец службы!
— Ладно, успокойся, — приказал Грачев. — Соберем коллегию, все обсудим.
Колесников увидел знамя со свастикой десять минут назад на экране телевизора в кабинете министра. На что бы он ссылался, если бы его не увидел?
Еще ранее главком ВВС генерал Дейнекин докладывал Грачеву, что Руцкой давит на него, «как трактор». Со времен августовского путча, сорванного совместными усилиями Шапошникова, Грачева, Дейнекина и, конечно, Руцкого, они все стали как бы лучшими друзьями, способными на фоне личностных отношений рубить друг другу правду-матку в глаза.
107 
