Жизнь на даче для Стаськи была особенной — безалаберно-свободной, счастливой и пахла малиной!
Всегда малиной!
Огромные заросли одичавших кустов буйствовали по всему участку и неизменно, каждый год приносили какой-то нереальный урожай.
— Сима! — кричал из кустов дядя Женя. — Ее все-таки надо проредить! А то малинник, как в тайге, скоро до дома дойдет!
— Да не будем мы ее прореживать, Евгеньюшка, зачем! Пусть себе растет! — отмахивалась Сима.
Диалог, неизменно повторявшийся из года в год, в первый день их летнего приезда. Они начинали перетаскивать вещи из дяди-Жениной «Волги» в дом, бросали барахло на полдороге и все втроем забирались в малину.
Стаська улыбалась, вспоминая те годы.
Странная штука сознание — мысли цепляются одна за хвостик другой, и куда тебя занесут плавные неторопливые размышления, неизвестно. О чем только не передумаешь и чего только не вспомнишь, стоя в пробках да в дальней дороге. Иногда такое наворотишь в уме — вроде только что думал об утреннем кефире, а спохватился — о кладбище! И поражаешься: господи, как это меня занесло?
Правда, философы утверждают, что все в жизни взаимосвязано, и утренний кефир вполне может оказаться вечерним кладбищем.
Вот ведь начала день с бухтения и негодования, а смотри — ползет в пробке на своем фордике, присыпаемом сверху снегом, который здесь, на МКАДе, в мешанине машин, кажется изначально, еще в небе, грязно-серым, — и улыбается, вспоминая лето, дядю Женю, малину, неспешные вечера на веранде за чаем и дачную вольницу!
Нет, на самом деле, чего куксилась, сопротивлялась? Ну, дорога сложная, так на то она и зима, чтобы мороз крепчал и снег валил, а водитель она действительно хороший!
Четырнадцать лет за рулем!
Срок, между прочим!
Первую машину родители подарили Стаське в ее восемнадцать лет — «жигули»-«пятерку», — получив совместный «большой» гонорар.
Полгода Стася так старалась и до ужаса боялась водить, что от напряжения у нее постоянно болели спина, руки-ноги, голова, и, доезжая до дома, она всегда страшно удивлялась, как умудрилась добраться из одного пункта в другой и не вдряпаться ни в какие ДТП.
Ничего, привыкла, и все получилось!
В водительском багаже имелось несколько несерьезных аварий, половина по ее вине, и всяческие мелкие происшествия. Так у кого не бывает!
И вот сидела бы сейчас дома, немного ленилась, много работала, на улицу и носа не высунула! Так чего изворчалась?
А никому не нравится, когда кто-то напридумывал дел и втягивает вас в их исполнение!
Обижаться на княгинюшку Стаська не только не умела, но и представить не могла, как это возможно — с Симой они пребывали в полном согласии. Ну, любила Серафима Андреевна иногда «порулить» окружающими, так и что? Характер такой!
У Стаськи-то и подруг задушевных не было за ненадобностью. У нее всегда была Сима — всеми своими тайнами, мечтами, обидами, разочарованиями и победами она делилась с княгинюшкой. Подруги, конечно, имелись, как же без них, но…
Серафима всегда была за Стаську, невзирая ни на что, даже если племянница набедокурила или упорствовала в своей неправоте.
Всегда. С детства.
Даже не так — еще до Стаськиного рождения Сима стояла за этого ребенка горой!
Роман Андреевич, Стасин папа, родился нежданным сюрпризом, когда уж бабушка с дедушкой уже и не чаяли. И как водится в таких случаях, был без меры любим и без нее же, без меры, балован, и больше всех старшей сестрицей Симой. Но на удивление ни эгоистом, ни маменькиным сынком не вырос, может, благодаря открывшемуся с детства таланту музыканта.
Мальчик был настолько одарен, что перешагивал через классы в музыкальной школе и стараниями своего первого преподавателя был зачислен в Гнесинское музыкальное училище, по окончании которого поступил в Московскую консерваторию.
Сам. Без блата и протекции.
А какой мог быть блат, скажите на милость, у преподавателя английского языка в вузе бабушки Елены Дмитриевны и начальника заводской автоколонны дедушки Андрея Ивановича?
Такой вот очень талантливый мальчик-скрипач получился!
В консерватории у молодого дарования Романа Игнатова случилась, помимо блистательных успехов, большая любовь к сокурснице-скрипачке, профессорской дочке Оленьке Ремизовой, тоже не обделенной талантом.
Только талант там или не талант, но между фугами Баха и сонатами Моцарта, где-то в джунглях оркестровой ямы или на явочной квартире однокурсника, образовалась у детей «нечаянная» беременность.