24 
– Вам пришлют нового командира – Гарольда Карловича фон Грапфа… Почему вы никак не реагируете на это?
Артеньев в некотором замешательстве отвечал «флажку»:
– Видите ли, Александр Васильевич, это опять… фон! А в нижних палубах обстановка накаляется. Матросы подозревают.
Колчак сказал на это сквозь стиснутые зубы:
– Да. Извещен. Предостаточно. На Минной дивизии вдруг стало неспокойно… Случайно вы не знакомы с командиром «Сильного», кавторангом Эрихом Бруновичем Фитингофом?
– Слабо.
– Слышали, что с ним случилась некрасивая история? При встрече с германскими эсминцами он под обстрелом стал реверсировать машиной, отрабатывая с полного вперед на полный задний. Он мог бы и не делать этого, смело вступая в дуэль, но… бог ему судья! Однако команда решила, что барон Фитингоф, симпатизируя германцам, сознательно изнашивает машины на быстрых реверсах, чтобы «Сильный» поставили на капремонт. И вот вам результат – бунт!
Артеньев слегка улыбнулся, что не скрылось от Колчака.
– Веселого тут ничего нет, – заметил он строго.
– Извините, Александр Васильевич. Но мой покойный командир был женат на баронессе Фитингоф. Сейчас вы поведали мне о Фитингофе, командире «Сильного», и я вспомнил, что старшим офицером на новейшем линкоре – «Гангут» – тоже барон Фитингоф… Не слишком ли много этих Фитингоф… на Балтийском флоте?
Колчак ответил – в раздражении:
– Топить их нам, что ли? Впрочем, эти бароны здесь ни при чем: просто матросам нужен повод для выступлений политических. Вот и хватаются они – то за гречневую кашу без масла, то за наших баронов! Присмотритесь внимательней к каждому такому бунту против засилья немчуры на флоте, и вы отчетливо разглядите в них явную большевистскую подоплеку.
– Я не политик, – сказал на это Артеньев. – Но, как я слышал от людей сведущих, большевики вообще против этой войны, которую они называют «империалистической».
– Верно. И они проводят свою политику хитро. Матросы-большевики воюют как раз хорошо. Они, как правило, на отличном счету у начальства. В каком-нибудь георгиевском кавалере, который «ест» вас глазами, трудно разгадать замаскированного ленинца. – Колчак поморщился, и при этом все лицо его, жесткое и энергичное, пришло в движение. – Да и что делать противнику войны, – спросил он с ухмылкой, – если на него наседают германские «байерны»? Остается одно – драться! И он дерется. Хорошо дерется…
Подойдя к Артеньеву вплотную, Колчак сказал проникновенно:
– Я должен проинформировать вас о неприятных подробностях. Вдова каперанга фон Дена, как вам известно, является близкой особой к государыне императрице нашей. А вы же знаете, что было сказано в предсмертной записке фон Дена?
– Волею обстоятельств держал ее в руках.
– Вас могут обвинить в насильственном устранении фон Дена из жизни. Не удивляйтесь, если из Петербурга на вас покатят бочку, способную раздавить не только скромного лейтенанта, но даже адмирала с богатым плавательным цензом. Однако Эссен на вашей стороне; я тоже считаю, что собаке собачья смерть… Впрочем, – неожиданно закончил Колчак, – вы мне сегодня и не нужны. Наш разговор возник случайно. Пройдите в соседний кабинет – там вас ждут…
В глубине кабинета, широко раскинув руки по столу, сидел неопрятный и унылый полковник армии, совершенно незнакомый. Не представившись, он сказал:
– Садитесь. Разговор у меня с вами будет весьма краток… Оставьте в покое эту женщину!
Артеньев сразу вспыхнул, наполняясь гневом:
– О ком вы говорите?
– Вы сами отлично знаете, о какой женщине я вам говорю.
– Простите, но с кем имею честь беседовать?
– Это вам знать необязательно. Достаточно, что вас ко мне направил флаг-офицер флота… Еще раз заявляю вам по-хорошему: эту женщину из либавской цукерни выбросьте на головы!
– Нет, – ответил Артеньев, возмущенный.
– Ваше дело. Но… А вы не боитесь, – спросил его полковник, – вместо службы на «Новике» вдруг проснуться где-нибудь на острове Нарген или на береговых батареях Даго?
– Это провокация!
– Не знаю, как это называется. Но, – повторил полковник, – вы уже стали мешать нам…
– Не понимаю, кому это – «нам»?
– Раскрываю карты: контрразведке армии и флота.
– Я с этой богадельней дел не имел и иметь не желаю.
– Вполне пристойное заведение.
– Сомневаюсь.
– Не советую. Вам придется иметь с ней дело, если вы…
– Пошли вы к черту! – вспылил Артеньев, поворачиваясь.
24 
