Особенно,... 
96 
– Мне о вас так много говорили, что я стал подозрителен. Мне известно, что вы недостойно якшаетесь с этим… как его… с этим Гучковым, это нехорошо. Они, эти думские горлопаны, желают мне зла, это тоже нехорошо. Я могу нажать кнопку на столе, и их не станет. Но я этого пока не делаю, что уже хорошо…
Колчак вернулся в свой вагон, который ждал его на путях и который сразу же прицепили к составу, идущему на Севастополь.
– Саня, – спросила жена, волнуясь, – ну что там?
Поезд тронулся. Колчак проводил глазами халупы могилевских окраин, которые показались ему даже красочными из-за обилия садов и цветущей зелени обывательских огородов.
– Ничтожество! – ответил он жене. – Нужны другие люди…
Поезд летел через великую страну в солнечный Севастополь.
Колчаку было тогда 43 года – не только в России, но даже за рубежом не было такого молодого командующего флотом!
* * *
Пресса буржуазных газет работала на него. Адмирал был эффектен, как герой авантюрного романа, и газеты подняли Колчака на щит славы… Севастополь встретил его оркестрами, цвела огромная свита штабов и начальства. В приветственной речи была выражена надежда, что скоро воды Черного моря увидят его вымпел.
– Увидят! – сказал Колчак, словно облаял всех. – Через полчаса уже все увидят мой флот в море…
Прямо с вокзала – в гавань, и через полчаса вымпел был поднят над флагманской «Императрицей Марией».
– Карту, – потребовал Колчак. Орудуя параллельной линейкой, он проложил курс эскадре:
– На Босфор!
Возле турецких берегов в русские прицелы попался «Бреслау» и был вынужден спасаться. Его загнали в гавань, как крысу в нору. Колчак вызвал по радио минный флот и завалил Босфор минами так же плотно, как это делал Эссен, его учитель, на Балтике.
По возвращении с моря Колчак обратился к черноморцам:
– Мы провели только смотр. Завтра начинаем воевать…
Он не был похож на других адмиралов. Помня об указании Гучкова, вице-адмирал стал доступен матросам, он беседовал с ними запросто. На Николаевском судостроительном заводе комфлот стал кумиром рабочих, когда выточил на станке сложную деталь.
– Не удивляйтесь моему умению. Я провел детство на Обуховском сталелитейном заводе среди пролетариев и всегда знаю их нужды!
Так он говорил, и Черноморский флот носил его на руках:
– Ура! Да здравствует наш славный адмирал Колчак… С нашим адмиралом умрем за веру, за царя, за отечество!
Это была политика – очень дальновидная. Но зато и скользкая – как каток. Рано или поздно, но шея будет свернута.
7
Минную дивизию на Балтике принял от Колчака контр-адмирал Развозов. Почти весь июль (жаркий, удушливый) эсминцы базировались на Моонзунд. Тоска смертная… Июль был богат событиями, которые язвили сердца каждого россиянина. Ходили темные слухи, что Протопопов, товарищ председателя в Думе Родзянки, заезжал специально в Стокгольм, где вел беседу с немецкими дипломатами о путях к заключению мира. Тем людям, у которых была голова на плечах, становилось ясно, что самодержавие – в чаянии грядущих потрясений – спешит избавиться от войны, чтобы развязать себе руки для борьбы с растущей революцией. Кают-компания «Новика» стала наполняться политикой, и Артеньев, как старший офицер, вмешивался в споры.
– Оставьте же эту политику! Это не наше дело. Еще Козьма Прутков сказал: «Специалист подобен флюсу – полнота его односторонняя!» Что-либо одно – или флот, или политика… Я – за флот. Больше внимания к службе!..
Он снова тронул болевшую ключицу, и фон Грапф это заметил:
– Поезжайте-ка в Питер, развейтесь. Заодно и дело – штурман жалуется на хронометры, которые не мешает выверить в навигационных мастерских… Из Кронштадта наведаетесь в Питер.
– Мне ящиков с хронометрами не дотащить. Тяжелые.
– Возьмите первого попавшегося матроса…
Артеньев так и сделал: вышел на палубу и окликнул первого попавшегося, которым оказался Семенчук:
– Оденься как следует, гальванер, чтобы на патрули не напороться. Поедем сначала в Кронштадт, а потом в Питер…
Ему одеться было гораздо сложнее, ибо существовала громадная таблица для 32 форм одежды флотского офицера – на все случаи жизни. Ошибаться нельзя… Поехали. С хронометрами.
* * *
Политика преследовала даже в пути. Ехали поездом через Финляндию и всю дорогу разговаривали. Причем нельзя сказать, что были неискренни. Дорога, она ведь тоже сближает людей…
96 
