А Тина медленно стянула с головы круглый чепец — золотисто-русые волосы под ним были коротко острижены. Конрад вздрогнул от неожиданности: он никогда не видел женщин с такой прической. Шея казалась длинной и беспомощно тонкой, точно ствол юного деревца, а глаза огромными…
— Смотри! Даже они умерли, даже их больше нет!
Она говорила печально, но Конраду почудился вызов. Он сделал движение рукой, словно хотел погладить ее по голове, но Тина отстранилась.
— Но они отрастут! Все обновляется с течением времени, нужно только верить!
Тина ничего не сказала.
— Тина, — начал Конрад, — я понимаю, сейчас рано принимать решения, и ты, и я еще не готовы к этому. Но я знаю точно — мне не хотелось бы тебя терять. — Он перевел дыхание и продолжил:
— Не все, что я говорил тебе в Кленси, было ложью. И поверь, у меня есть доказательство того, что я не забывал о тебе все эти годы.
Он вспомнил о мелодии, посвященной Тине. Эта музыка, родившаяся в часы одиночества и тоски, была тем не менее полна жизни, и Конрад хотел, чтобы Тина когда-нибудь услышала ее.
Тина… Единственная, говорившая, что его музыка чего-то стоит, даже больше — считавшая его талантливым, и уже за это Конрад готов был ее боготворить. Она одна сказала то важное, что ему хотелось услышать хотя бы раз в жизни!
— Знаю, — сказал он, — мои слова кажутся тебе фальшивыми, но, видишь ли, бывает, жизнь поворачивает в другую сторону независимо от нашей воли, хотя, признаться, раньше я думал иначе.
— Нет, — задумчиво промолвила Тина, — я тебе верю. Но я сама уже не та, и то, что когда-то было мне дорого, теперь не имеет значения. Я научилась смотреть на вещи реально, Конрад. Тогда, в Кленси, я была нужна тебе для того, чтобы отомстить отцу, а сейчас ты хочешь с моей помощью заглушить свою совесть и избавиться от чувства вины, но я не желаю, чтобы меня использовали (когда она это произнесла, Конраду показалось, что в его сердце вонзили иглу), не желаю чувствовать себя жертвой! Ни теперь, никогда! Скажи, я имею на это право?
— Да, — сказал он, — конечно, Тина. Но неужели ты правда хочешь, чтобы я исчез из твоей жизни, оставил тебя?
Она опустила глаза, но голос ее обрел неожиданную бесстрастную твердость.
— Да, Конрад. Прости, если тебе больно это слышать, но мне не нужны ни твое сочувствие, ни твоя жалость. Я… я не могу больше видеться с тобой и не стану объяснять всех причин, но ты должен понять!
Он покачал головой и произнес как можно мягче:
— Не думаю, что это твой окончательный ответ.
Она вздохнула и впервые улыбнулась слабой, болезненной улыбкой; Конраду показалось — на пласт вечных льдов упал бледный луч солнца.
— Не знаю, как тебя убедить. Ты сейчас полон сострадания, потому что сам пережил горе, но пройдет немного времени, и ты поймешь, что настоящих, вечных, истинных чувств нет.
Конрад отвел глаза. Да, верно, теперь он находился на пике своей способности сопереживать. Так бывает: под давлением трагических обстоятельств душа человека обнажается, раскрывает перед миром уголки, полные лучших чувств, но постепенно все это уходит, тает, зарастает сорной травой… Ему очень хотелось прямо спросить Тину: «Ты меня любишь?» Но он боялся и не мог решиться, не мог, потому что сам не сумел бы сказать в ответ просто и откровенно: «Я тебя люблю!» Мешали неуверенность в себе и в Тине, воспоминания о горящей «Миранде», Джоан и Мелиссе… Нет, не сейчас! Не сейчас…
Если б он мог угадать, ждет ли она этих слов! Судя по всему, нет — ведь она никогда не умела лгать и притворяться.
— Скажи, Тина, что я могу сделать для тебя?
Она пожала плечами.
— Ты уже сделал все, что мог. Спасибо. Больше ничего не нужно.
— Может быть, отвезти тебя к матери, в Кленси? Она зябко поежилась, хотя в комнате было тепло.
— Нет. Маме ничего не надо знать, она и так настрадалась. Я напишу ей, что все в порядке.
— А твоя сестра? Помнится, ты говорила о ней. Она здесь, в Сиднее?
— Не знаю. Мне бы очень хотелось видеть Терезу. Я попытаюсь ее отыскать.
— Могу помочь тебе.
— Не надо.
— Тина! У меня сейчас немного денег, но, думаю, скоро они появятся. Я подал в суд на компанию, которой принадлежало сгоревшее судно, и потом я собираюсь устроиться на работу. Не хочу, чтобы ты была стеснена в средствах, и прошу принять от меня деньги просто как дружескую помощь.
Она посмотрела на него, и Конраду вдруг невыносимо захотелось обнять ее, прижать к себе эту стриженую головку, долго гладить густые короткие волосы и целовать бледное лицо.