— Сестра Беатрис, — перебила Тина, — простите, можно мне увидеть ту девочку, что сейчас сидит под замком?
— Нет. Наши правила этого не позволяют. Она наказана. Неужели вы хотели бы взять такого ребенка?
— Не знаю. Прежде мне нужно на нее посмотреть.
— Сожалею. И повторяю — это был бы очень неудачный выбор. Девочка испорченная, злая. Все время лжет.
— А кто ее родители?
— Не могу сказать: нам о них ничего не известно.
— А дети тоже ее не любят?
— Нет и, думаю, не случайно. Дразнят.
— Вам ее не жалко?
— О, она прекрасно умеет защищаться! На прошлой неделе избила одну девочку.
— И ее снова наказали?
— Конечно.
— Вы не думаете, что другая девочка тоже была виновата?
— В какой-то степени да. Но Сьюзен Бойл вежлива и послушна, а та девчонка упряма, как сатана. — Сестра Беатрис перекрестилась.
Тина встала.
— Простите, сестра Беатрис, я очень прошу: позвольте мне увидеть девочку!
Монахиня недовольно поморщилась.
— Признаюсь, мне неприятна ваша настойчивость, мисс Хиггинс. Я соглашаюсь только из симпатии к вам. К тому же хочу, чтобы вы сами убедились в том, что я говорю правду.
Они прошли по слабо освещенному коридору в другое крыло здания. Тина сразу почувствовала, как тут холодно.
Монахиня отперла дверь одной из комнат, где было темно и откуда веяло сыростью, и вывела наружу маленькую пленницу.
Это была довольно красивая девочка, только очень худенькая. Смуглое личико, большие темные глаза. Грива черных, как смоль, волос спускалась до пояса. Тина заметила, что девочка вся дрожит: на ней было надето одно только бумажное платье без рукавов, на ногах — грубые башмаки.
Она молча стояла перед сестрой Беатрис, опустив тонкие руки.
— Почему ты такая растрепанная? — грозно спросила монахиня.
Девочка на мгновение вскинула глаза — Тина прочитала в них затаенную ненависть.
— Я просила сестру Анджелу заплести мне косичку, но, она не согласилась. И даже не дала расческу.
— Кто даст тебе расческу — ты же такая грязная!
На лице монахини было ясно написано истинно британское презрение к тем, в чьих жилах течет хоть капля крови темнокожих народов.
— Давай я тебя причешу, — сказала Тина. Она осторожно расчесала густые волосы девочки, заплела косу и закрепила на конце своей заколкой. Девочка молчала и не двигалась.
Тина заглянула в непроницаемо-черные глаза ребенка, и ее посетило странное предчувствие.
— Сколько ей лет, сестра Беатрис?
— Восемь.
Женщина наклонилась к маленькой пленнице.
— Как тебя зовут? — тихо спросила она. Тина боялась ошибиться и одновременно почему-то страшилась подтверждения невероятной догадки.
Девочка не ответила.
— Не скажет, ни за что не скажет! — удовлетворенно произнесла монахиня. — Ее зовут Мелисса.
Тина вздрогнула. Сомнения исчезли.
— Мелисса?! — взволнованно произнесла она. — Откуда вы знаете?
— Она сама сказала — только имя и больше ничего. Ее принесли совсем маленькой, и она была очень сильно напугана: мы думали, вообще не заговорит.
— Кто принес?
— Какая-то женщина, на попечение которой оставили девочку. У этой женщины было двое своих детей, и она не могла заботиться еще и о чужом ребенке. Мы пытались узнать что-нибудь от самой девочки, но она лепетала только что-то похожее на «Джон» или «Джина» — мы так ничего и не поняли.
— Джоан, — прошептала Тина.
— Что?
— Ничего, сестра Беатрис!
Тина смотрела на ребенка. На худеньком смуглом теле проступали ребра, на руках и спине виднелись следы от розг. Боже мой!
У Тины в сумочке было немного печенья, и она протянула его девочке, но та, очевидно боясь гнева монахини, не хотела брать.
Тина выпрямилась.
— Сестра Беатрис! Я избавлю вас от этого ребенка!
Глаза монахини округлились.
— Вы хотите ее взять? Эту девочку?
— Я обязательно взяла бы ее! — Тина вся дрожала от волнения. — Но у девочки жив отец, он заберет ее отсюда.
— Отец?!
— Да. Я знаю его. Он уже шесть лет как считает ребенка погибшим.
— Он сможет доказать, что Мелисса его дочь?
— Думаю, да.
Серые глаза Тины ярко блестели от возмущения. Заметив это, сестра Беатрис приняла неприступный вид, поджала губы и спрятала руки в складках широкого черного одеяния.
— Он здесь, в Сиднее?
— Да. И я немедленно еду к нему!
Тина быстро сбежала вниз и понеслась по дорожке. Дочь Конрада О'Рейли жива и уже шесть лет томится здесь — невероятно!