— Ты веришь в неизменность чувств тех, кто когда-либо был беззаветно и бескорыстно предан тебе. Ты считаешь, что эти люди всегда подождут до того момента, когда будут тебе нужны. Разве нет?
— Я тебя не понимаю. Что плохого в том, что я верю в тебя и твои чувства? А если я живу этой верой?
Далласа поразили последние слова. Нет, разговор стоит продолжить, хотя бы ради того, чтобы послушать, что она скажет.
А Тереза стояла посреди маленькой комнаты, залитой солнцем, и вся ее поза выражала беспомощность и ожидание. В руках она держала пустую чашку, ее взгляд казался остановившимся, распущенные волосы падали на худенькие плечи. Даллас удивился: он не мог понять, почему она стала для него незаменимой, эта женщина, странное порождение многоликой вечности, одна крошечная пылинка в океане звезд, постоянно падающих на землю.
— А твои чувства?
— Они были и есть.
— Разве? Ты живешь теми чувствами, которые соответствуют моменту, и не более того. Много ли ты вспоминала обо мне в другие дни?
— Много.
— Не лги. Я никогда тебе не лгал. Так и сейчас хочу честно признаться в том, что я уже не тот, что раньше.
Тереза смотрела тревожно и одновременно с вызовом.
— Такие, как ты, не меняются.
— К сожалению, да, Тереза. А вместе со мной изменилось и мое отношение к тебе.
— Вот как? — Она старалась держаться спокойно. — А то, что произошло между нами… что это было?
— Порыв. Если хочешь, слабость. С тобой такого не случалось? Или ты просчитывала каждый шаг, всегда думала о последствиях?
По лицу Терезы пробежала усмешка. Воодушевление внезапно вернувшейся юности исчезло с него, и Даллас об этом жалел.
— Конечно, нет. И я знаю, ты лучше меня. Поэтому, Далей, не стоит притворяться.
И Даллас, глядя в ее глаза, понял, что она и в самом деле верит в него и его чувства.
— Теперь ты меня не знаешь.
Тереза, все еще стоявшая очень близко, слегка отстранилась.
— Так ты меня больше не любишь?
— Есть чувства сильнее любви, и есть также что-то, что сильнее чувств. Думаю, тебе это известно.
— Но не тебе.
— Может быть. И все же существует какая-то фальшь, с которой я не мог бы жить. Извини, Тереза, за все, что было. Мне пора. Возможно, еще увидимся.
Она молчала, и на губах ее по-прежнему змеилась непонятная усмешка. Она все так же ощущала свою силу, заключавшуюся в том, что если бы она кинулась к Далласу со словами искренней любви и мольбой о прощении, он бы остался, и свою слабость, о которой давали знать закипающие в глазах слезы.
Тереза не двинулась с места. Она уже не была уверена, что он останется, потому что любит ее по-прежнему. Он может сделать это из жалости или, возможно, из благородства, и она не хотела унижаться.
Она вскинула голову, глядя в лицо посмеявшейся над ней судьбе. Это было величайшее поражение в ее жизни. Дай Бог, чтобы оно стало последним. Кто еще может оттолкнуть ее? Мама? Лицо Терезы залила краска. Нет, мама наверняка все простит. Барни? Но она искренне любит своего мальчика и будет любить еще сильнее. Он не сможет ее упрекнуть.
Она в последний раз посмотрела на Далласа.
— Что ж, прощай. Тебе не в чем себя винить. Главное, ты признался, что сделал это не из расчета. Больше мне ничего не нужно. Будь счастлив!
Остаток дня Тереза провела как на иголках. Она сбегала сначала к Тине, потом к Айрин, а теперь стояла возле школы, поджидая Барни.
Время тянулось долго, она торопила его и едва не подскочила от радости, когда наконец увидела сына.
Он шел не спеша, болтая с приятелем, и Тереза невольно залюбовалась своим мальчиком. Приятно, что он такой ясноглазый, красивый, стройный!
— Барни, вон твоя сестра! — сказал второй мальчик, и Барни, заметив Терезу, быстро распрощался с другом.
Издали он помахал Терезе рукой, а подойдя ближе, с улыбкой произнес:
— Мама!
Они играли в эту игру уже несколько лет. Барни привык и, похоже, не находил в ней ничего неестественного. Но Терезе всегда бывало стыдно, хотя она не видела другого выхода. Благодаря этой ловкой выдумке Барни был огражден от насмешек детей и презрительного отношения взрослых, и репутация самой Терезы не страдала.
Барни и так дружил не со всеми детьми, вернее, не все желали дружить с ним: в этой школе училось немало мальчиков из куда более обеспеченных семейств.
Однажды он спросил Терезу о своем отце, и она сразу дала понять, что не собирается говорить на эту тему.