На первый «плохой» гроб я наткнулся после того, как в сотый раз перепроверил наличие световых кристаллов в сумке. Создавалось впечатление, что какой-то умник заложил в гроб порох, поджег фитиль, а затем накрыл сверху крышкой. В общем-то теперь каменная крышка зияла развороченной дырой, через которую как раз мог пролезть живой человек. Или НЕ живой. Я отпрянул от гроба и огляделся. Вроде ничего такого особенного, если покойник и решил прогуляться перед вечным сном, то ушел он достаточно далеко. Дальше — хуже. Вскоре в каждом зале наряду с уцелевшими гробами я мог увидеть от одной до дюжины развороченных усыпальниц.
На первого покойника я наткнулся совершенно неожиданно (так всегда бывает), попросту я не разглядел его в полумраке зала и едва не наступил, лишь в самый последний момент успев отдернуть ногу. Покойник оказался женщиной. Она лежала лицом вниз и была облачена в прекрасно сохранившуюся одежду позапрошлого века. Пепельная кожа на руках подернута язвами едва начавшегося разложения, длинные и некогда очень красивые волосы спутаны. От покойницы совершенно, то есть абсолютно не пахло мертвечиной. Судя по одежде, похоронили ее здесь давненько, и в принципе от нее за прошедшие века должны остаться одни лишь кости, а никак не плоть, почти не тронутая временем. Это все шутки пробудившегося Кронк-а-Мора. Спасибо Саготу хотя бы за то, что она просто лежит и никого не трогает.
Видно, некоторые мертвецы все же умеют читать мысли, потому как труп издал глухой стон, от которого у меня душа ушла в пятки, и попытался встать с пола. Вставала она достаточно неуклюже, и я успел прийти в себя. Перво-наперво я отпрыгнул подальше от ее рук, а затем вытащил из сумки горошину светового кристалла и бросил его под ноги уже поднявшейся и заметившей меня покойнице. Как известно, ожившие покойники не выносят солнечного света. На краткое мгновение в подземный зал заглянуло самое настоящее солнце, и хрипящий мертвец рухнул на пол. Солнечный свет, ранее заключенный в тюрьму волшебного кристалла, разрушил магию Кронк-а-Мора, удерживающую оживший труп в этом мире. Теперь плоть покойницы отваливалась от костей целыми пластами и таяла, источая ужасающую вонь. Действительно, умерщвление плоти оказалось похоже на таяние куска сахара, брошенного в горячую воду. Мне от вида мгновенного разложения и заполнившего зал запаха сильно поплохело, и, закрыв нос и рот рукавом куртки, я отвернулся. Когда немного полегчало и я решил посмотреть, что сталось с мертвецом, то увидел лишь отдельные фрагменты костей и клок волос, плавающий в луже того, что ранее было человеческим телом. Кости постепенно таяли и разваливались, будто кто-то из гномов по ошибке вылил на мертвую целую бочку кислоты. Бр-р-р!
Я вышел из зала, сетуя на то, что вонь накрепко въелась в мою одежду. Теперь не отстираешь. Остановившись в ближайшем коридоре, я сделал то, что давно было пора сделать, — заменил обычные болты на огненный и световой. Затем закрыл наконечники специальными фарфоровыми колпачками, чтобы лучившийся от волшебных болтов свет не выдавал моего присутствия.
Увы и ах, мои встречи с ожившими мертвецами только начинались. Чуть дальше по коридору я встретился с еще одним. Этого я услышал задолго до того, как различил его темный неуклюжий силуэт. Тварь стонала и хрипела ничуть не хуже гребца, испускающего дух на пиратской галере. Я быстро отступил назад, подальше от факела, и спрятался за одной из каменных усыпальниц, сжимая в руке световой кристалл. Зомби прошлепал мимо и, не заметив меня, свернул в один из смежных коридоров. Прежде чем продолжить путь, я выждал минутку, чтобы уж наверняка не встретиться с ходячим трупом.
Оживших мертвецов оказалось на удивление много. В некоторых залах можно было встретить до двух десятков покойников различной степени подпорченности. Одни бродили из угла в угол, будто заводные игрушки карликов, другие оставались недвижимы, и складывалось впечатление, что покойники до поры до времени решили вздремнуть. Естественно, что все это пахло, хрипело, сипело, рычало, да и выглядело отвратительно.
Вся моя дальнейшая дорога больше всего походила на игру в прятки. Я прятался, они искали. Точнее бродили, по счастью даже не подозревая, кого и где следует искать. Я не питал радужных иллюзий по поводу доброты зомби. Доброта им неизвестна, так же как и ненависть. Все, что знают ожившие огрызки, — голод. Жрать они готовы постоянно, а от запаха крови попросту дуреют и в лепешку разобьются, лишь бы только добраться до вожделенной добычи. Так что если меня обнаружит кто-то из неспокойной братии, придется либо сматываться (а беспорядочный бег чреват столкновением с другими мертвецами), либо принимать бой (а в дураков, воюющих с покойниками, я себя зачислять не спешу). Поэтому как только я видел очередного не лежащего спокойно в гробу мертвяка, то прятался в тени или за каким-нибудь гробом (а то и в нем).