Особенно,... 
73 
С каждым днем усталые, потерявшие терпение проводники требовали все больше денег, и Алим боялся, что золото вот-вот закончится. Когда он ехал в Нефуд, армия генерала ат-Тахира ибн аль-Хусейна еще не вошла в Куфу, дорога была свободна. Но на обратном пути могло произойти что угодно. Да и как он вернется назад без сына Зюлейки! Если он приедет один, ее сердце будет разбито. Не помогут ни утешения, ни супружеская любовь.
В середине дня Алим и его спутники заметили вдали пышные зонтики пальм, обрамлявших оазис зеленым полукругом.
Молодой человек приподнялся в стременах.
– Кажется, мы еще не были здесь?
Верблюды добросовестно трудились, увязая в песке, пока не достигли края зеленого моря. Там их встретили вооруженные всадники. Алим объяснил, что явился с мирными намерениями. Поговорив с обитателями оазиса, молодой человек понял, что наконец-то достиг желанной цели.
Через четверть часа он вошел в шатер шейха Абдулхади и, отвесив низкий поклон, рассказал, что ему надобно. Хозяин шатра и глава племени предложил Алиму присесть. Здесь было сумрачно, лишь два или три солнечных луча врывались в шатер сквозь прореху в пологе. Слабый аромат курений смешивался с запахом кизячного дыма.
Выслушав Алима, шейх Абдулхади не спешил отвечать. Он долго разглядывал усталое, запорошенное пылью лицо гостя, по-прежнему молодое и красивое. Под низко намотанной черной чалмой глаза Алима сверкали, словно сапфиры. Наконец шейх произнес:
– Не думал, что ты приедешь. С тех пор как ты увез от нас Зюлейку, прошло два года.
– Я лишь недавно узнал, как сильно она тоскует по сыну. Зюлейка молчала из боязни, что я рассержусь.
– Жена подарила тебе наследника?
– Пока нет.
Абдулхади вновь сделал паузу, затем задумчиво промолвил:
– Не стоит увозить Ясина из оазиса.
– Почему?
– Он не знает другой жизни, кроме жизни в пустыне.
– Та жизнь, которую я хочу ему предложить, не так уж плоха, – осторожно заметил Алим.
– В ней нет той простоты и ясности, какая присутствует в нашем существовании. Мы боремся с голодом, засухой и нуждой, иногда – с воинами враждебных племен, а с какими невидимыми духами сражаетесь вы? Я слышал, началась большая война. Говорят, халиф оставил в наследство своим сыновьям больше золота, чем песчинок в пустыне и звезд на небе, после чего наследники позабыли о самом святом – братской любви!
Алим кивнул. Сорок восемь миллионов динаров.[21] Такая сумма способна затуманить любой разум!
– Да, деньги и власть – проклятие нашего общества.
– Здесь Ясину нечего и не с кем будет делить, – продолжил Абдулхади, – тогда как в Багдаде…
– Я постараюсь поступить по справедливости.
Шейх покачал головой.
– Не знаю. Сможешь ли ты полюбить сына Зюлейки от другого мужчины? А когда у тебя появятся свои дети…
– С Ясином трудно поладить?
– На первый взгляд, нет. Но он умный мальчик и умеет читать в сердцах.
– Я могу его увидеть?
– Да.
Абдулхади отдал приказ, и вскоре мальчик несмело зашел в шатер и грациозно преклонил колена.
– Встань, Ясин, – приветливо произнес шейх, и ребенок выпрямился.
Алим с замиранием сердца смотрел на сына Зюлейки. Ладно сложенная, худенькая фигурка из живой бронзы, ясный, открытый взор золотисто-карих глаз. О да, этот мальчик не был бедуином, в нем чувствовалась порода, он был отмечен тайным знаком высшей касты, что явственно проступало в его облике, несмотря на то, что Ясин был грязен и бедно одет, как и все бедуины.
Интересно, кто отец этого ребенка?
– Этот господин хочет увезти тебя в Багдад, к твоей матери. Ты ее помнишь? – спросил шейх.
Мальчик молчал. Ему трудно было ответить на этот вопрос, но он думал о матери как о чем-то теплом и уютном, что позволяет засыпать и благодаря чему можно видеть счастливые сны.
Незнакомца Ясин не знал и потому сказал:
– Я не хочу ехать в Багдад.
Алим не удивился. Он сразу почувствовал, что это не просто ребенок, а личность, человек, в душе которого скрывается целый мир, населенный непонятными чувствами, желаниями и мыслями. Алим попытался вспомнить себя, свое детство. Тогда он многое отдал бы за то, чтобы рядом с ним была его мать!
– Разве ты не хочешь увидеть свою маму?
Голос молодого человека звучал проникновенно и мягко.
Ясин растерялся. Прежде он знал наперед, что сулит новый день, поскольку жизнь кочевника подчинена тому естественному ритму, какой испокон веку диктует природа и в каком живут океан и суша, а особенно – пустыня. Мир, который он познал, едва появившись на свет, и который был его домом. Желая найти поддержку, мальчик посмотрел на шейха.
73 
