— Мистер Енси, — спрашиваю, — что у вас в кармане штанов?
— А? — он запустил лапу в карман и вытащил оттуда здоровенный ржавый гаечный ключ. — Ты об этом? Я его подобрал возле сарая. — А у самого морда хитрая-прехитрая.
— Зачем он вам? — быстро спросила мамуля.
Енси нехорошо так на нас посмотрел.
— Не стану скрывать, — говорит. — Я намерен трахнуть по макушке всех и каждого, до последнего человека в мире, и вы обещали мне помочь.
— Господи помилуй, — только и сказала мамуля.
— Вот так! — прыснул Енси. — Когда вы меня заколдуете, я окажусь везде, где есть хоть кто-нибудь еще, и буду стоять у человека за спиной. Уж тут-то я наверняка расквитаюсь. Один человек непременно будет тот малый, что мне нужен, и он получит с меня должок.
— Какой малый? — спрашиваю. — Про которого вы рассказывали? Которого встретили в Нью-Йорке? Я думал, вы ему деньги задолжали.
— Ничего такого я не говорил, — огрызнулся Енси. — Долг есть долг, будь то деньги или затрещина. Пусть не воображает, что мне можно безнаказанно наступить на мозоль, тридцать там лет или не тридцать.
— Он вам наступил на мозоль? — удивилась мамуля. — Только и всего?
— Ну да. Я тогда надравшись был, но помню, что спустился по каким-то ступенькам под землю, а там поезда сновали в оба конца.
— Вы были пьяны.
— Это точно, — согласился Енси. — Не может же быть, что под землей и вправду ходят поезда! Но тот малый мне не приснился, и как он мне на мозоль наступил — тоже, это ясно как божий день. До сих пор палец ноет. Ох, и разозлился я тогда. Народу было столько, что с места не сдвинуться, и я даже не разглядел толком того малого, который наступил мне на ногу.
Я было замахнулся палкой, но он был уже далеко. Так я и не знаю, какой он из себя. Может, он вообще женщина, но это неважно. Ни за что не помру, пока не уплачу все долги и не рассчитаюсь со всеми, кто поступил со мной по-свински. Я в жизни не спускал обидчику, а обижали меня почти все, знакомые и незнакомые.
Совсем взбеленился Енси. Он продолжал, не переводя духа:
— Вот я и подумал, что все равно не знаю, кто мне наступил на мозоль, так уж лучше бить наверняка, никого не обойти, ни одного мужчины, ни одной женщины, ни одного ребенка.
— Легче на поворотах, — одернул я его. — Тридцать лет назад нынешние дети еще не родились, и вы это сами знаете.
— А мне все едино, — буркнул Енси. — Я вот думал-думал, и пришла мне в голову страшная мысль: вдруг тот малый взял да и помер? Тридцать лет — срок немалый. Но потом я прикинул, что даже если и помер, мог ведь он сначала жениться и обзавестись детьми. Если не суждено расквитаться с ним самим, я хоть с детьми его расквитаюсь. Грехи отцов… Это из священного писания. Дам раза всем людям мира — тут уж не ошибусь.
— Хогбенам вы не дадите, — заявила мамуля. — Никто из нас не ездил в Нью-Йорк с тех пор, как вас еще на свете не было. То есть я хочу сказать, что мы там вообще не бывали. Так что нас вы сюда не впутывайте. А может, лучше возьмете миллион долларов? Или хотите стать молодым, или еще что-нибудь? Мы можем вам устроить, только откажитесь от своей злой затеи.
— И не подумаю, — ответил упрямый Енси. — Вы дали честное слово, что поможете.
— Мы не обязаны выполнять такое обещание, — начала мамуля, но тут дедуля с мезонина вмешался.
— Слово Хогбена свято, — сказал он. — На том стоим. Надо выполнить то, что мы обещали этому психу. Но только то, что обещали, больше у нас нет перед ним никаких обязательств.
— Ага! — сказал я, смекнув, что к чему. — В таком случае… Мистер Енси, а что именно мы вам обещали, слово в слово?
Он повертел гаечный ключ у меня перед носом.
— Вы превратите меня ровно в стольких людей, сколько жителей на земле, и я встану рядом с каждым из них. Вы дали честное слово, что поможете мне. Не пытайтесь увильнуть.
— Да я и не пытаюсь, — говорю. — Надо только внести ясность, чтобы вы были довольны и ничему не удивлялись. Но есть одно условие. Рост у вас будет такой, как у человека, с которым вы стоите рядом.
— Чего?
— Это я устрою запросто. Когда вы войдете в машинку, в мире появятся два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот пятьдесят девять тысяч девятьсот семнадцать Енси. Теперь представьте, что один из этих Енси очутится рядом с двухметровым верзилой. Это будет не очень-то приятно, как по-вашему?
— Тогда пусть я буду трехметровый, — говорит Енси.