Последние отзывы

  2  

Наша маленькая компания пригнулась и направилась к ближайшему зданию, тоже из серого камня, как и церковь, но поменьше. Мы забрались по лестнице на резное крыльцо и вошли через заднюю дверь.

Внутри – сухой и теплый воздух, приятный после сурового мороза. Я вдохнула запах чая, нафталина и жареного мяса.

Женщины без слов сняли ботинки, по очереди улыбнулись мне и исчезли в дверном проеме справа. В коридор прошаркала крошечная монахиня в огромнейшем лыжном свитере. По ее груди скакал, исчезая под покровом, пушистый коричневый олень. Женщина мигнула из-под толстых стекол очков и потянулась за моей курткой. Я замешкалась, опасаясь, что монахиня рухнет на пол под весом одежды. Старушка резко кивнула и поманила меня пальцем. Я скинула куртку, сложила ее на руки монахине, добавила перчатки и шапку. Никогда не видела такой старой, но еще живой женщины.

Я прошла за отцом Менаром по длинному, плохо освещенному коридору в кабинет. Здесь пахло старыми бумагами и школьным клеем. Над столом нависало такое большое распятие, что я начала гадать, как они пронесли его через дверь. Темный дубовый крест возвышался почти до потолка. С бордюрчиков взирали статуи с серьезными, как у фигуры на распятии, лицами.

Отец Менар сел на один из двух деревянных стульев у стола и указал мне на второй. Шорох сутаны. Стук четок. На мгновение я попала обратно в церковь Святого Варнавы. В кабинет отца. "Прекрати, Бреннан. Тебе больше сорока, ты профессионал. Судебный антрополог. Тебя позвали, потому что люди нуждаются в твоей помощи".

Священник вытащил из ящика стола обтянутый кожей фолиант, открыл его на странице, отмеченной зеленой лентой, и положил между нами. Потом глубоко вдохнул, сжал губы и выдохнул через нос.

Схема мне знакома. Сетка рядов, разделенных на квадраты, одни – с номерами, другие – с именами. Вчера мы потратили несколько часов, сверяя изображения и записи с положением могил на плане. Потом измерили расстояния и отметили точное место.

Сестра Элизабет Николе, судя по всему, должна лежать во втором ряду от северной стены церкви, в третьей могиле от западного конца. Рядом с матерью Аурелией. Но ее там нет. Да и Аурелия тоже не на месте.

Я показала на могилу в том же квадрате, но несколькими рядами ниже и правее:

– Ладно, Рафаэль, кажется, здесь.

Потом дальше по ряду:

– И Агата, Вероника, Клементина, Марта и Элеонора. Это захоронения с 1840 года, так?

– C’est ca^[3].

Я перешла на схеме к юго-западному углу церкви.

– А здесь самые последние захоронения. Отметки, которые мы обнаружили, совпадают с вашими записями.

– Да. Тут последние могилы, появившиеся как раз перед закрытием церкви.

– Ее закрыли в 1914 году.

– Девятьсот четырнадцатом. Да, в 1914-м.

Отец Менар обладал странной привычкой повторять слова и фразы.

– Элизабет умерла в 1888-м?

– C’est ca. В 1888-м. Мать Аурелия – в 1894-м.

Ничего не понимаю. Здесь должны быть останки. Захоронения 1840 года существуют. Проверка этой области дала деревянные фрагменты и части гроба. В защищенной среде внутри церкви при таком типе почвы скелеты должны сохраниться в приличном состоянии. Так где же Элизабет и Аурелия?

Древняя монахиня прошаркала с подносом с кофе и сандвичами. Стекла очков запотели от пара из кружек, поэтому она двигалась короткими резкими шагами, не отнимая ног от пола.

Отец Менар поднялся взять поднос:

– Merci^[4], сестра Бернар. Вы очень добры. Очень добры.

Монахиня кивнула и пошаркала обратно, не обращая внимания на очки. Я наблюдала за ней, наливая себе кофе. Ее плечи были не шире моего запястья.

– Сколько лет сестре Бернар? – спросила я, потянувшись за сандвичем.

Лосось, салат и вялый латук.

– Мы сами точно не знаем. Она уже жила в монастыре, когда я только начал сюда ходить ребенком, до войны. Второй мировой. Потом уехала проповедовать за границу. Долгое время жила в Японии, в Камеруне. Ей, наверное, лет девяносто.

Священник отхлебнул кофе. Причмокнул.

– Она родилась в маленькой деревне у реки Сагеней, говорит, что присоединилась к ордену в двенадцать лет. – Хлюп. – Двенадцать. В сельских районах Квебека тогда не вели тщательных записей. Не вели.

Я откусила сандвич и снова обхватила ладонями кружку с кофе. Восхитительное тепло.

– Отец, а есть какие-то другие записи? Старые письма, документы, то, чего мы еще не видели?

  2