Халай Джи Беш съел все без остатка. Вкус у желудка чудовища оказался отвратный, но жующий маг выглядел так, словно ему преподнесли сладчайшее кушанье в мире. Доев до конца и облизав пальцы, старик уселся на землю, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
— Да!.. — воскликнул он, легко вскакивая на ноги. — Да, да, да!!! Я… я чувствую… чувствую!!!
Тысячу раз повторенным движением маг выхватил жезл. Левую ладонь охватило голубоватое сияние. С жезла сорвалась короткая молния, испепелившая пучок травы. Синяки и ушибы начали стремительно исчезать, морщинистое лицо порозовело, в глазах появился прежний блеск.
— Ко мне вернулись мои способности, — улыбнулся Халай, утирая слезы счастья. — Вернулась сила… Вернулась благодаря вам… Креол, Шамшуддин, дорогие мои ученики… Знаете, для чего я вас все время ругал и бил?…
— Для чего, учитель?
— Да для того, чтобы вы поняли, что я великий маг!!! — бешено взревел Халай, замахиваясь жезлом. — А вы — никчемные смердящие выблядки, заслуживающие только побоев!!!
Злобный старик колотил учеников довольно долго. Лупил жезлом, лупил ногами, обутыми в кожаные сандалии. Креол и Шамшуддин только тихо постанывали, закрывая голову руками.
— Как вы посмели поднять руку на своего учителя, подонки?! — шипел Халай, раздавая тумаки направо и налево. — Как вы посмели оставить на мне синяки?! Как вы посмели заставить меня унижаться и ползать на коленях, выпрашивая вашей помощи?! Как вы посмели колебаться, желая оставить меня в столь жалком состоянии?! Не прощу!.. Никогда, ни за что не прощу!..
Расправа завершилась примерно через полчаса. Халай поглядел на избитых до полусмерти мальчишек, смачно плюнул им на головы и злобно захихикал. Немного подумав, он приподнял набедренник и справил на учеников малую нужду.
— Теперь лежите здесь и думайте о своей ничтожности! — фыркнул маг, залезая в колесницу. — Домой пойдете пешком! И учтите, что, когда вы вернетесь, я снова вас изобью.
Цокот копыт онагров и рокот колесничных спиц затихли вдали. Креол и Шамшуддин остались лежать на траве под закатным небом. Ни единого движения. Просто нет сил шевелиться.
Только через полчаса Шамшуддин с великим трудом сумел усесться. Кажется, проклятый старик сломал ему руку. Как-то она неправильно гнется. Хотя болеть совершенно не болит — все остальное тело болит, а эта рука нет. Даже странно. Неужели уже успела онеметь?
— Брат, ты как?… — слабо простонал кушит-полукровка.
— Терпимо, — приподнялся Креол. — Только хребет болит. И голова.
— Не стоило нам помогать этому старому маскиму… — вздохнул Шамшуддин. — Понимали же, что он с нами сделает, когда вернет могущество…
— Да Кингу с ним, — пожал плечами Креол. — Халай есть Халай. Я бы даже удивился, если бы он поступил как-то иначе.
Шамшуддин обратил внимание, что побратим отчего-то совсем не выглядит подавленным. Наоборот — на лице блуждает лукавая улыбка, а руки поглаживают выпуклость за пазухой. Шамшуддину вспомнилось, что во время избиения Креол вроде бы старательно защищал именно эту загадочную выпуклость, совершенно пренебрегая остальными частями тела.
— Что там у тебя, брат? — полюбопытствовал Шамшуддин.
— А, интересно? — оживился Креол, оттопыривая край туники. — Смотри!
Шамшуддин наклонился, с удивлением разглядывая крохотное существо, пригревшееся на груди побратима. Шесть тоненьких лапок, мордочка с хоботком…
— Что это такое?
— Это детеныш той твари! — восторженно воскликнул Креол. — Детеныш Гасителя Света! Смотри, какой он милый!
— Что-о-о?!! Где ты его взял, брат?!
— Там же, в норе. Тот, которого я убил, был его мамашей.
— А зачем он тебе?! — поразился Шамшуддин.
— Выращу, — погладил крохотное чудовище Креол. — Воспитаю. И натравлю на Халая.
— На учителя?!
— Да. Вот только бы придумать, чем его кормить…
Креол ласково посмотрел на своего нового питомца и просюсюкал:
— Расти большим и сильным, малыш! Ты — мое секретное оружие!
* * *
Онагры остановились у огромных ворот. Креол сошел с колесницы и с хрустом потянулся, расправляя затекшие плечи. Ему никогда не нравилось ездить в повозках.
Со второй колесницы сошел Шамшуддин.
— Пошли, — махнул рукой Креол.
— А онагры?
— Это дело рабов.
У ворот, почтительно склонив головы, гостей встречали два раба — дряхлый старец и мальчишка лет восьми. По исстари заведенной традиции в привратниках всегда состоят самый старый и самый молодой рабы.