103 
— У нас семья всегда стоит на первом месте. Она для нас все: и то, кем мы были, и то, кто мы есть, и то, кем мы должны стать. В исламе семья служит центром всей нашей жизни.
— У христиан то же самое, — отозвалась Клодин. — Однако это не значит, что можно попросить сына стать убийцей ради тебя. Что, если бы тебя поймали? Что, если бы тебя убили? Или это сделало бы тебя кем-то вроде мученика, который попадет на небо, где героя ждет несметное количество райских дев, и тогда все было бы хорошо?
— Нет, я не стал бы мучеником. Просто хорошим сыном. Этого было бы достаточно.
— Ты и так хороший сын. Вот увидишь, он тебя простит.
— Нет, никогда. Он планировал это двадцать лет. С тех пор, как убили его брата.
Клодин села в кровати, положив подушку себе на колени и обняв ее.
— Его брат этого заслуживал, — заявила она твердо. — Нельзя взять в заложники столько людей и ожидать, что тебе позво…
— Большинству из них он позволил уйти, — перебил ее Жорж. — Под конец там остались только он и повстанцы.
— Их всех убили?
— Да, либо во время захвата мечети, либо после.
— Но… — Казалось, Клодин начинала осознавать всю тщетность подобной затеи, как некогда осознал и сам Жорж. — Неужели он и в самом деле надеялся, что все может пойти, как он задумал?
— Не думаю, что это имело для него большое значение. Кажется, он был по горло сыт всем этим двуличием и лицемерием. Пьянством, блудом и жизнью в грехе тех, кто называет себя приверженцами ислама. Он считал это ложью. Просто хотел, чтобы люди остановились и прислушались к тому, что он желал им сказать. Тогда, возможно, у них открылись бы глаза и они увидели бы себя самих в истинном свете.
— Увидели?
— Пожалуй, нет, — согласился Жорж. — Думаю, он выбрал не то место, где можно поделиться своими взглядами. Кроме того, это было до наступления эры Си-эн-эн. Никаких телерепортажей с места событий. Никто не видел, что происходит.
— Но ты мне говорил, что вся затея с «Хиджрой» даже и не связана с религией.
— Не знаю, так ли это… пожалуй… нет…
Все зависит от точки зрения. Частично это связано с религией. Но также и с властью… с тем, чтобы контролировать ход вещей. Все, что знал Жорж, — это что ему больше не хотелось ничего этого.
— Итак, ты со мной?
Клодин улыбнулась и прижала его руку к своей груди:
— Я же сказала, что да. Но мне кажется, будет лучше, если мы сядем на поезд пораньше. Сам знаешь, час пик и все такое. Кроме того, это даст нам больше времени погулять по Брюсселю перед посадкой на самолет. На Ибицу оттуда отправляется всего один рейс в день.
— Там хорошо?
— На Ибице? — Ее глаза загорелись. — Там красиво. Вода голубая и теплая. Там бриз, который овевает остров ночью и пахнет глициниями и полынью. Там восхитительно. Хотя не уверена, понравилось ли бы на острове твоему отцу. Там иногда устраиваются отвязные вечеринки. Можешь не пить, однако без танцев не обойтись.
— Мне нравится танцевать.
— И еще я знаю, что тебе нравятся девушки, — проговорила она, проводя рукой по его обнаженной груди.
— Только одна, — возразил он, внезапно почувствовав смущение. — И очень сильно.
— Ты можешь оставаться там, сколько захочешь, даже после того, как мама с папой вернутся домой.
— Не знаю… У меня не так много денег.
— Родители оставили мне на эту неделю шестьсот евро. Авиабилеты обойдутся в сумму немногим большую. Но я не смогу их купить по моей кредитной карте.
— Не тревожься, — успокоил ее Жорж, вспомнив о лежащей в его бумажнике банковской карточке для получения наличных денег из банкомата, о вкладах, которые он в этом году делал по просьбе отца, равно как и о снятии денег с его счета. — До того как мы отправимся в путешествие, я добуду еще.
Клодин бросила свою подушку на кровать и прижалась к нему:
— Могу я спросить тебя еще об одной вещи?
— Конечно.
— Ты и правда вспомнил про стенты Дидро?
35
Полночь, автобан.
Сара Черчилль вдавила педаль газа в пол, взгляд то перескакивал на стрелку спидометра, то возвращался к дорожному полотну. Мир с тихим рычанием уносился вдаль со скоростью двести километров в час. Дорожные знаки возникали в зоне видимости, стремительно увеличивались и исчезали с быстротой вспышки. Где-то впереди таилась в засаде опасная бесконечность, прячась за жутковатым белесым пятном на дороге, образуемым светом ксеноновых фар их «мерседеса». Так они мчались уже около часа. Позади остался Берлин. Остались Кёльн и Ганновер. Они неслись точно на юг. К Рейну. К Цюриху. К тому, что скрывалось за словом «Хиджра».
103 
