На какой-то миг изображение ожило, задвигалось: полицейский выстрелил, негр покачнулся и побежал, оставляя на мостовой кровавый след. И снова перед ними неподвижная фотография.
— Что с ним стало? — с тревогой спросил Сильвестро.
— Кого вы имеете в виду?
— Негра, в которого стреляли.
— Боже праведный, откуда мне знать! Не могу же я помнить на память все эпизоды. И потом, вы сами видели: он исчез за кадром.
— Он… он, верно, умер?
Джусти с мрачным видом забрал у Сильвестро фотографию и молча сунул ее в чемодан.
Ответил синьор Ростаньо.
— Пожалуй, вы излишне впечатлительны. Кроме того, не следует судить о положении по отдельным мелким эпизодам. Такое бывает, к счастью, не каждый день. А признайтесь, общее впечатление проще составить на типичных ситуациях. Минутку…
Он порылся в чемодане и протянул Сильвестро три цветные фотографии. На первой была изображена группа молодых поющих крестьянок, возвращавшихся с работы. Вторая запечатлела крутой склон и мчащихся лыжников с горящими факелами в руках.
На третьем снимке, который особенно заинтересовал Сильвестро, был изображен читальный зал библиотеки и склонившиеся над книгами люди.
— Постойте, не убирайте его! Я хотел бы посмотреть еще раз. Это почти как у нас здесь. Они ведь что-то изучают?
— Кажется, — ответил Джусти.
— Что именно?
— Не знаю, но можно посмотреть.
Фотография ожила, и при внимательном рассмотрении можно было разглядеть, какие книги лежат на столах. И хотя в этом не было необходимости, Джусти счел своим долгом пояснить:
— Студент справа изучает архитектуру. Его соседка готовится к экзамену, по теоретической физике. А вон тот… Я не очень хорошо вижу… Ага, он изучает философию, вернее, историю философии.
— Интересно, что с ними стало после?..
— После чего?
— После окончания учебы. А может, они продолжают учиться?
— Право, не знаю. Я вам уже говорил, что нам трудно запомнить сюжеты всех имеющихся у нас фотографий. Не могу же я с места в карьер объяснить, что было с каждым прежде и что будет потом!
Но, несмотря на всю свою вежливость, Сильвестро оказался упрямым. Он твердо повторил:
— Нельзя ли оживить эту фотографию?
— Если вы так настаиваете… — нехотя согласился Джусти.
На какое-то мгновение изображение расплылось, по нему побежали точки и разноцветные полосы, но вскоре отчетливо выступила фигура бывшего студента-философа: он сидел за окошком почтового отделения.
— Тот же человек год спустя, — сказал Джусти. — Он же два года спустя.
Бывший студент по-прежнему сидел за окошком почтового отделения.
Новая смена разноцветных полос и точек.
— Десять лет спустя, — бесстрастно произнес Джусти.
Лицо бывшего философа украсили очки, но место его работы не изменилось. Спустя тридцать лет он, уже совсем седой, все так же сидел за окошком.
— Судя по всему, он совершенно лишен инициативы, — сказал Джусти. — Но должен признаться, дорогой Сильвестро, вы слишком недоверчивы. Не многого бы мы добились, окажись остальные кандидаты такими же, как вы.
Однако вопреки логике в голосе его прозвучало восхищение.
— Поймите, не так-то просто принять решение, я хочу четко уяснить себе положение дел на Земле, — ответил Сильвестро. — Не обессудьте, но меня интересует дальнейшая судьба и этого человека.
И он показал на фотографию другого читателя библиотеки.
— Что ж, посмотрим, — сказал Джусти. — Вот он два года спустя.
Уже знакомый по фотографии мужчина, сидя в удобном кресле, читал какую-то книгу.
— Он же четыре, простите, пять лет спустя.
Внешне мало изменившийся мужчина за обеденным столом. Напротив него — молодая женщина, рядом с ней — малыш с чайной ложкой в руке.
— Приятная семья, не правда ли? — с удовольствием заметил Джусти. — Посмотрим на главу семейства семь лет спустя.
Но, очевидно, произошла какая-то неувязка, и перед Сильвестре один за другим замелькали кадры из жизни интересующего его человека.
Вот, одетый в военную форму, он прощается с плачущей женой и садится в военный транспортный самолет.
Белые купола раскрывающихся парашютов…
Герой, сжимая в руке автомат, приземляется и укрывается в засаде за огромным камнем.
Вот он лежит, и из груди его сочится темно-красная кровь.
Маленький холмик, и на нем грубый деревянный крест…