— Как я понимаю, вышло наоборот, — мрачно ответил я.
— Никто этого не знает. Произошло землетрясение. Входы вниз оказались засыпаны, и тысячи больных остались заживо погребёнными. Со временем, когда наш город отстроили вновь, а о болезни вспоминали, как о страшном сне, про гроты особо не говорили. И отрыть не пытались, понимали, что себе дороже. Если и живёт опасность где-то под землёй, то под толщей камня. Мало кого она беспокоила.
— И что же произошло?
— Во второй месяц весны жители Солезино ощутили лёгкие толчки. Потом всё стихло, а в конце лета, в воскресенье, тряхнуло так, что восточная часть стены Перской башни рухнула прямо на рыбный рынок, убив несколько десятков человек. Говорили, что это недоброе предзнаменование. Так и случилось. Через неделю в городе началась вспышка юстирского пота.
Пугало прислушивалось к этой истории с не меньшим вниманием, чем я. Ланцо потрогал свой лоб, поморщился и продолжил:
— Как видно, эти земные сотрясения, названные соборным капитулом не иначе, как попыткой Дьявола вырваться из ада в наш мир, вскрыли надёжно запечатанные гроты со старыми костями. Детвора обнаружила трещину в земле, сунулась туда из-за какой-то своей игры, и Дьявол выбрался наружу. Остальное вы знаете.
Это точно. Меньше чем за две недели эпидемия расползлась по всему полуострову. Перепуганные люди бежали прочь из Солезино, унося с собой болезнь и распространяя её по всем областям.
Впереди, из кустов на дорогу выбрались две тени. Они кряхтели, грубо ругались и тянули следом за собой упирающуюся исхудавшую корову. Заметив нас, люди бросили своё имущество и снова скрылись в зарослях. Лишь качающиеся ветви указывали на то, что они только что находились здесь, и это было не наваждением.
— Проклятые мародёры. — Кавальери ди Трабиа убрал руку с эфеса шпаги. — Люди от мора как с ума посходили. Одни ждут смерти, другие — пришествия, третьи пытаются разбогатеть и дохнут на ворованном. В первое время, когда началась болезнь, стража ещё держала город в узде, но затем начались грабежи, убийства и насилие.
— Представляю, о чём вы говорите. В Альбаланде произошла незначительная вспышка пота, когда я был ещё ребёнком.
— У вас тоже грабили склады, богатые дома и насиловали женщин?
— Не в той степени, что в Солезино. Наша стража сразу перебила всех, кого смогла поймать. Без суда и следствия. Здесь, как я понимаю, этого не случилось.
— Иногда мне кажется, что мы оказались в аду, — с тоской сказал мой случайный спутник. — То безумие, что творилось на улицах Солезино, похоже на чистилище или его преддверие.
— Так и есть. К сожалению, — проронил я, через несколько минут молчания. — Вы подобрали отличное слово — чистилище. Весь вопрос лишь в том, как люди станут вести себя перед лицом неминуемой и страшной смерти.
— В основном как звери, — усмехнулся он. — В природе человеческой превращаться в диких собак во времена, когда следует становиться праведником. Ожидание смерти хуже самой смерти. Люди искушаются соблазнами, страхом, Дьяволом и совершают безумства, за которые им придётся расплачиваться на божественном суде. Я внимательно посмотрел на него и сказал:
— Вы весь дрожите. У вас жар?
— Немного, — кивнул Ланцо.
Его лицо, только что розовое, побелело, осунулось, на лбу появились капли пота.
— Здесь есть, где остановиться? Постоялый двор?
— Нет! — решительно отрезал он. — Моей выносливости вполне хватит для того, чтобы дотянуть до города.
— Тогда поспешим.
Мы летели сквозь густую ночь, навстречу зареву пожара. Пугало порядком отстало, но я не беспокоился о нём. Оно, как верная собака, всегда будет следовать за тобой и найдёт, если вдруг потеряется.
Колокольный звон, монотонный, унылый, беспрерывный, мы услышали, когда холмы с виноградниками остались далеко позади, а на фоне медленно светлеющего неба показались далёкие стены Солезино.
— Они когда-нибудь прерывались? — спросил я у Ланцо.
Он понял, что я говорю о колоколах, и отрицательно покачал головой:
— Нет, страж. Кардинал перед смертью дал распоряжение бить в набат, пока в городе есть хоть один живой христианин. Но это нам не слишком помогает, как вы видите.
Церковь считала любую болезнь дьявольскими проявлениями и дыханием демонов, а колокольный звон, как известно, пугает большинство нечисти. Во всяком случае, так думают священники, хотя у нас, стражей, несколько иное мнение. Церковный набат может отогнать мелочь, но для серьёзных существ он не более чем досадная помеха. А уж о том, чтобы таким способом уничтожить мор, и речи не идёт. Это ни разу не помогло во время предыдущих эпидемий пота, Чёрной смерти, а также таких «лёгких» недугов, как лепра или брюшной тиф. Собственно говоря, болезням было начхать на молитву, распятие, святую воду и все колокола мировых соборов. Хотя я нисколько не умаляю силу этих вещей и самой Церкви, но их мощь лежит в несколько иных областях.