53 
— Откуда хирургу [30] быть в курсе фармакологии? — с нескрываемым презрением заявил лекарь. — Вы даже латынь не знаете, а потому никого не спасёте.
— Не спорю, — согласился мужчина. — Я, в отличие от вас, рассуждающего о Галене с кафедры университета, являюсь практиком и признаю, что против мора я бессилен. Поэтому говорю вам — дадите ему митридат, он умрёт через полчаса.
— Не мелите чушь! — взорвался врач.
— Вам когда-нибудь стоит побывать на поле боя, где ваша академическая медицина с её схоластическим методом лечения становится совершенно никчёмной, а пила, ланцет, крючки для разведения ран, игла и нить творят гораздо большие чудеса, чем все бездарные теории Ги де Шолиака, вместе взятые.
Я оставил их, так и не узнав, чем кончился спор, и двинулся дальше. Душ не было, лишь больные, мёртвые и те, кто их лечил. Последние делали это кто во что горазд. К нарывам прикладывали пиявок, ящериц и высушенных жаб. Закидывали ложками толчёные порошки, заливали тинктуры, втыкали иголки, читали по-латыни откровения святых, вливали в открытые раны оливковое масло и святую воду, прижигали сыпь раскалённой кочергой, вчетвером удерживая воющего больного, кровью зарезанных голубей окропляли горящие в лихорадке тела. Все эти действия мало чем помогали, а на мой взгляд, лишь вредили, и я рад был, что никогда не нуждался во врачах.
Стражи, благодаря душам, которых они уничтожили, никогда не болели, а хорошего лекаря найти в нашем мире очень непросто. Слишком много вокруг шарлатанов, над которыми нет никакого контроля.
Я прошёл весь зал насквозь, но так и не увидел ни одной души, зато почувствовал несколько фигур — Шуко повезло больше, чем мне. Я вернулся обратно и начал подниматься по лестнице, когда меня окликнул давешний врач с «клювом»:
— Эй! Наверху ничего нет. Туда уносят умирающих и делают им последнее кровопускание.
Я поблагодарил его и конечно же проигнорировал совет, кляня этих коновалов за глупость. Никогда не верил, что кровопускание может кому-то помочь, иначе на войне от этого бы никто не умирал. Потеря крови ослабляет человека, но никак не ставит его на ноги, что бы там ни говорили учёные мужи.
И ещё я точно знаю одно — свежая кровь и приближающаяся агония для многих тёмных душ это всё равно что корень валерианы для кота. За уши не оттащишь.
Так и случилось.
Первую тварь в образе немытой, крылатой старухи я увидел, стоило мне войти в тёмный, смрадный зал. Она сидела на едва вздымающейся груди немолодой женщины и слилась с ней в невидимом поцелуе, собираясь вытянуть последние капли жизни. Увидев меня, старуха распростёрла крылья и, забыв о добыче, ринулась прочь.
Я швырнул ей вслед призрачным пламенем, превратил в комок огня, и она дымящейся, но всё ещё существующей в этой реальности грудой упала на мертвецов. В дальнем углу что-то завыло, зачавкало… я, не глядя, кинул туда две фигуры, подбежал к бабке, опрокинув таз с несвежей кровью, и воткнул в неё кинжал.
В висках заломило, зрение раздвоилось, но я тут же взял себя в руки. Главную тварь я убил, теперь осталась мелочь. Впрочем, «мелочи» оказалось немало. Мои чары высветили их из мрака, и я увидел бледные фосфоресцирующие тела. Трое походили на больших собак с львиными пастями, и две оказались стройными девушками с крюками вместо рук и тёмно-жёлтыми лицами. Ниляды и лакальщицы.
Первые, перестав поглощать мёртвую плоть, дурно воя, бросились на меня. Две другие, словно туман, подхваченный ветром, полетели к лестнице, ведущей на чердак.
Я ругнулся, чиркнул кинжалом по спине распростёртого под ногами трупа, рисуя фигуру «северного камня».
— Убирайтесь отсюда! — успел я крикнуть мало что понимающим лекарям.
Первая из ниляд, вытянувшись в прыжке, бросилась на меня. Я отскочил назад, и труп, над которым пролетела душа, оглушительно лопнул, разбрызгивая во все стороны бирюзовые ошмётки, оставляющие за собой синие полосы в воздухе. Большинство из них врезались в душу, и её тяжеленное, одеревеневшее тело перекувыркнулось через голову, грохнувшись на бок. Я добил её кинжалом.
Люди с воплями бросились прочь, но я был слишком занят, чтобы обращать на них внимание. Следующая душа получила в бок призрачным пламенем и, воя, начала носиться по помещению, пока не растаяла окончательно.
Третья, оказавшаяся самой проворной, клацнула страшными челюстями рядом с моим коленом. Я едва не задел её кинжалом, но она по-тигриному развернулась, прижалась к земле перед прыжком, и мне пришлось пнуть очередной тазик с кровью. Тот влетел ей аккурат в тупоносую морду. Душа ошалела от дармового угощения, замедлилась, потеряв всякую ориентацию, и я вогнал лезвие ей под загривок.
53 
