Его лицо показалось мне смутно знакомым. Я прищурился, узнал его, улыбнулся:
— В Вионе на вас была немного иная одежда, отец-инквизитор.
— Решил, что моё истинное облачение будет несколько нервировать гостей его светлости. — Пёс Господень, помогавший мне справиться с «Ведьминым яром», сел напротив меня. — Тогда я так и не успел вас поблагодарить за спасение всех, кто находился в соборе.
— А я вас — за помощь. Странно встретить священника в такое время и в таком месте.
— Должен же кто-то за ними приглядывать, — едко заметил инквизитор. — Я здесь совершенно официально. Старый договор между Церковью и лояльными колдунами.
Он так и не представился, а я не спешил узнать его имя.
— Я слышал, что вы были в Солезино месяц назад. У вас исключительная смелость. Войти в город, где царит мор…
— Стражи не могут заболеть, — негромко ответил я, а перед глазами у меня в этот момент возникло лицо погибшей Розалинды.
— Дело не в смерти, не в физической смелости, а в духовной. Не каждый человек отважится нести свет и спасение туда, где поселилась тьма.
— Мне далеко до святого, — улыбнулся я. — Надо было просто выполнить работу.
— Конечно. Именно так и должно быть — долг приводит к результату, если ты веришь в своё дело. До меня доходили слухи о том, что двое стражей дрались с кем-то возле древней арены. Будто бы даже земля дрожала, и молнии сыпались с неба. Что там произошло?
Спросил он небрежно, как бы между делом, но меня это не обмануло.
— Обычные издержки нашей работы. Мы слишком устали, потеряли контроль, а потому переусердствовали с внешними эффектами.
— Понятно. — Пёс Господень цепким взглядом прошёлся по толпе, запоминая людей и лица. — Вы знаете, в чём отличие колдунов от стражей?
— В даре, которым нас наградил Всевышний, — ответил я так, как нас учили в Арденау.
— Это обтекаемые слова, господин ван Нормайенн, хотя они и верны. И стражи и чародеи обладают тем, что обычные люди называют магией. Отличие лишь в том, что колдуны могут наносить вред людям своей магией, а стражи — нет.
— Вот как? — Я не слишком-то был с ним согласен.
— Ну, мы не рассматриваем редкие частности, вроде знака, врезавшегося в прохожего, вместо того чтобы попасть в находящуюся в шаге от него душу. Как говорится, случайно убить можно чем угодно. Но факт в том, что знаки и фигуры, а также всё, чем владеете вы, — направлено против тех, кто уже давно умер, и совершенно бесполезны против живых. В отличие от этих господ. — Он кивнул на многоцветную компанию гостей. — Проклятие, чары, заговор или даже убийство для них пара пустяков. Их магия имеет чёткую цель.
Я не стал говорить, что волшебство клириков не слишком далеко ушло от магии колдунов и чародеев. Оно также может влиять на людей, в отличие оттого, которым обладаем мы, стражи.
— И какой из этого вывод? — спросил я, не понимая, к чему вообще весь этот разговор.
— Очень простой, — спокойно ответил священник. — Стражи угодны Господу, потому что они избавляют мир от зла, следуя в этом рука об руку с Церковью.
— В некоторых странах так не считают, хотя там живут истинно верующие.
— Ну, я говорю это вам не для того, чтобы углубляться в вопросы большой политики и давнего противостояния. А лишь для того, чтобы вы поняли меня. Стражи совершают благое дело, и Господь награждает их за это с щедростью, потому что ведает о ваших подвигах. Лишние дни жизни за каждую тёмную душу, как вы знаете.
Я кивнул.
— Но Бог может и отвернуться от тех, кто нарушает заветы или ослушается приказов Пап.
— Не понимаю вас, святой отец.
— Скажу прямо, господин ван Нормайенн. Слухи о Солезино ходят самые разные, в том числе и бредовые. Мне поручено докопаться до истины. И если эта истина окажется неприглядной, то стражи не смогут избежать ответственности. А вас не спасёт даже хорошее расположение епископа Урбана.
— Надеюсь, вы разрешите интересующие вас вопросы, святой отец. Возможно, вам стоит поговорить с кем-то из магистров Братства. Думаю, они знают больше моего.
— Благодарю за совет. Именно так я и собираюсь поступить в самое ближайшее время. Желаю вам удачи, господин ван Нормайенн.
Геры нигде не было видно, и я волновался, не зная, что и думать, кляня себя за то, что уступил её просьбам и отпустил одну. Томительное ожидание слишком затягивалось, прошёл уже час, как она отсутствовала, а это могло броситься в глаза. Неужели что-то пошло не так?