Особенно,... 
124 
— Вот как? — призадумался фон Герделер. — А я думал, что «Долина смерти» — это сплошная большевистская пропаганда!
Адъютант, прожевывая сардинку, пьяно хохотнул:
— Ха! Какая же это пропаганда, если «Долина смерти» обозначена на всех наших картах… Идешь три километра — и все кресты, кресты, кресты. Целую рощу полярных берез вырубили для них около Киркенеса. И на каждом кресте — цветок эдельвейс… Да-да, в те дни мы все носили траур!..
— Когда же это случилось? — спросил фон Герделер. — И какое это имеет отношение к генералу? Вернее, к его печени?
Адъютант долил себе рюмку.
— Это случилось летом сорок второго года, — сказал он. — Наше наступление началось блестяще. В горных егерях, казалось, проснулся дух прежних побед. Первый эшелон с ходу форсировал Западную Лицу и вышел на ее правый берег, когда у моего генерала начался приступ. Русские сбросили егерей обратно в реку — наступление неожиданно провалилось. Это было ясно всем. Но генерал бросил на прорыв второй эшелон. И русские уложили вдоль берега всех до одного. Казалось бы, уже конец?.. Но его превосходительство, скрючившись от боли, посылал и посылал в огонь эшелон за эшелоном. А русские клали егерей вот так!..
И размашистым жестом жнеца адъютант показал, как русские косили в «Долине смерти» горных егерей генерала Дитма.
— А что русские? — полюбопытствовал фон Герделер.
— Потом они закидали наши позиции листовками. Так что нашим егерям было чем подтираться!
Оберст не улыбнулся.
— Я не думал, что здесь тоже стучат кости…
— В фатерлянде, — сказал адъютант, — не знают об этом поражении, о нем не сообщали населению. И я надеюсь, герр оберст, что вы сохраните нашу беседу в абсолютной тайне.
— О, вы можете не сомневаться! Если я узнаю, что моему мундиру известно что-либо, я его сниму и сожгу, — ответил инструктор, перефразировав слова Фридриха.
Он осмотрел бар. За столиками шумели офицеры. Солдаты гаванского патруля, вызванные с улиц, выволакивали за дверь местного фюрера — пьяного Мурда. Около музыкальной машины, со скрежетом выбрасывающей в зал мелодии маршей, сидело несколько «дарревских молодчиков» — торговых агентов министра продовольствия Дарре. А в углу, за бутылкой баварского пива, расположился корветтен-капитан с черной повязкой на лбу. Единственным глазом он молча буравил дородную фрау Зильберт.
— Кто это? — спросил фон Герделер.
— Командир знаменитой субмарины Ганс Швигер.
— О! — восхищенно сказал инструктор. — Швигер, оказывается, тоже в Финмаркене! Это делает честь нашей флотилии «Норд».
— Обратите внимание, — заметил адъютант, — как он жадно смотрит на фрау Зильберт. Но у него ничего не получится: комендант Лиинахамари капитан Френк прибыл в Финмаркен раньше Швигера…
Через несколько дней адъютант позвонил фон Герделеру по телефону и сообщил, что можно явиться на прием к командующему, который находится сейчас в хорошем расположении духа…
— Проходите, — сказал адъютант.
Инструктор, раздвинув дверные шторы, вступил в кабинет командующего Лапландской армией, отчеканил с порога:
— Оберст фон Герделер прибыл для рапорта, ваше превосходительство!
Никакого ответа. Кабинет был пуст.
— Что за чертовщина! — выругался инструктор.
— Подойдите сюда, оберст, — послышалось из-за ширмы, разделявшей кабинет надвое.
Фон Герделер прошел за ширмы и увидел своего командующего.
Генерал Дитм был сухоньким и бодрым на вид старичком, только желтизна кожи от разлившейся желчи выдавала его старый недуг. Над лысиной генерала светила кварцевая лампа, и командующий сказал:
— Советую и вам, оберст. Хорошо восполняет недостаток солнечного света… Итак, мне рекомендовали вас в имперском комиссариате как наиболее деятельного офицера. Господин Тербовен отзывался о вас в самых лестных выражениях.
Инструктор признательно склонил голову, и генерал Дитм разрешил ему говорить. Фон Герделер начал издалека: он счастлив видеть себя здесь, на шестьдесят девятой параллели, где носители эдельвейса вот уже третий год утверждают свое право владеть землями, которые нужны великой Германии будущего.
Но это было только льстивое начало, и, когда он заговорил о деле, в мертвых, как у рыбы, глазах генерала появился настороженный блеск: он не привык, чтобы офицеры входили в его кабинет с проектами.
Во время своей речи фон Герделер не очень назойливо, но к месту упомянул слова из приказа Дитма: «Именно здесь мы должны доказать русским, что немецкая армия существует и держит фронт, который для русских недостижим». Свои же слова, но услышанные из чужих уст, показались генералу более весомыми, и он ободряюще кивнул головой. Этот офицер, хорошо осведомленный о действительном положении на фронте, нравился ему все больше и больше.
124 
