153 
Ошарашенный такой встречей, Феликс спустился обратно на причал, захватив с собой пустой угольный мешок, сам не зная, зачем. Встретив какого-то негра, он попросил разрезать его гипсовую повязку и явно поторопился — нога еще не зажила. На жар тропического солнца нога отзывалась мучительной болью. Тут и пригодился украденный на пароходе мешок, которым Феликс обернул больную ногу. Ночью этот мешок служил ему подушкой.
Прошло еще три дня. Феликс жил на пляже, питаясь кокосовыми орехами и бананами. Как-то, ковыляя по берегу небольшой речушки, протекавшей на окраине города, Феликс набрел на бамбуковую рощу, где старый негр срезал бамбуковые стволы. У Феликса сохранился его матросский нож, и он предложил негру помощь, заработав на этом шесть пенсов на еду. Хотя негр очень подозрительно посматривал на Феликса, но разрешил переночевать в своем сарае. Утром, позавтракав маисом, они снова занялись резкой бамбука. В разгар работы Феликс заметил, что с моря к острову подходит какой-то белый пароход. Простившись с негром, Феликс побрел в гавань.
Пришедший корабль оказался немецкой канонерской лодкой «Пантера». Много матросов канлодки сошло на берег, и Феликс решил попросить помощи у земляков. В одной из групп он заметил высокого матроса, говорившего с сильным саксонским акцентом, и обратился к нему на родном диалекте, рассказав о том бедственном положении, в которое попал. Он попросил матроса принести ему немного хлеба. Тот торопился обратно на корабль, но велел Феликсу прийти на причал к шести часам.
Вечером новый знакомый принес Феликсу целую буханку черного хлеба и сказал ему, что он может каждый вечер приходить за хлебом. На следующий вечер Феликс попросил у матроса достать ему фуражку и пару башмаков. Поскольку приближался воскресный день, в который матросы могли приводить на борт своих друзей, матрос с «Пантеры» пригласил Феликса прийти завтра на борт канонерки. Тот стал отказываться, но новый друг уговорил его, и утром Феликс пришел на борт «Пантеры». Матросы сидели за столом, накрытом прямо на баке, и пили кофе. Феликс почувствовал себя несчастным босяком, попавшим в дом богачей. Матросы пригласили Феликса за стол, но в этот момент на баке появился вахтенный офицер. Матросы встали. Феликс тоже встал. Офицер, увидев его, резко скомандовал: «Рассыльный!»
— Есть, господин лейтенант! — держа руку у бескозырки, подлетел рассыльный.
— Выкиньте этого типа за борт, — приказал лейтенант. — А впредь примите меры, чтобы подобная сволочь не проникала на корабль!
Рассыльный подошел к Феликсу и тихо сказал:
— Давай по-быстрому, дуй на стенку!
Друг-саксонец успел шепнуть Феликсу на прощание: «Завтра для тебя я украду у лейтенанта его брюки и фуражку. Приходи на пирс, как обычно».
Феликс был потрясен. Попасть на родной корабль, слышать родную речь, находясь под сенью германского военно-морского флага, чтобы в итоге услышать на родном языке обращенные к нему слова: «Выкиньте эту сволочь за борт»!
Волоча обернутую угольным мешком больную ногу, Феликс брел по пирсу. Слезы обиды текли по его грязным небритым щекам. Слова вахтенного офицера «Пантеры» продолжали звучать в его ушах. Ему хотелось куда-нибудь спрятаться, чтобы его никто не видел.
Вряд ли он и сейчас помнил, что был по рождению графом. А еще менее он мог себе представить, что, спустя не так уж много лет, он снова поднимется на борт «Пантеры», но на этот раз уже в качестве командира этой канонерской лодки германского флота. Назначен он будет на этот пост собственным указом кайзера Вильгельма II, которому Феликс во время аудиенции рассказал эту историю...
Но это еще впереди, а пока Феликс, жуя бисквиты, полученные на прощание от матросов «Пантеры», ждал наступления вечера, чтобы снова встретиться со своими новыми друзьями.
В десять часов вечера два матроса передали в темноте Феликсу синие брюки, фуражку, парусиновые сапоги, носки, тельняшки, мыло и бритву. Так радоваться Феликсу не приходилось еще никогда в жизни. Приведя себя в порядок и приодевшись, Феликс сразу же получил место матроса-швартовщика. Он должен был, находясь на стенке, принимать швартовы с подходящих судов и надевать их на кнехты. Платили хорошо, и Феликс снова почувствовал себя человеком. Но его смертельно тянуло в море.
Через месяц он нанялся матросом на шхуну «Нью Скоттия», ходившую по островам Карибского моря.
Во время одного из рейсов шхуна пришла в мексиканский порт Тампико, где Феликса (уже в который раз!) охватила жажда бродяжничества. Феликс с одним из своих приятелей отпросился у капитана в отпуск на несколько дней. Верхом на лошадях они отправились в глубь страны — в мексиканские прерии и стали жить там среди ковбоев, табунов мустангов, бесчисленных стад бизонов и прочей экзотики. Они учились кидать лассо, участвовали в скачках и родео и, конечно, на судно опоздали. Когда они вернулись в Тампико, шхуна уже ушла. Но оба матроса не очень расстроились. В такой благодатной стране, как Мексика, можно было, работая носильщиком на базаре, заработать и на пропитание, и на девочек, и на карточные игры. Когда же беготня с корзинами им надоела, оба завербовались на военную службу, став солдатами мексиканской, армии. Служба была не очень трудная. Учений никаких не проводилось, но приходилось стоять в карауле "у дворца, где жил диктатор Мексики Порфирио Диас. Как и можно было легко предугадать, военная служба обоим матросам быстро наскучила, они дезертировали из армии и поступили на строительство железной дороги. Быстро сбежав со стройки, оба добрались до порта Веракрус, где нанялись на танкер, идущий в Гавану. В Гаване Феликс завербовался на норвежский парусник, который шел в Ливерпуль с заходом в Нью-Йорк. На паруснике Феликс освоил норвежский язык, еще не предполагая, как это ему пригодится в будущем.
153 
