Особенно,... 
205 
– В этих ящиках дум-дум, запрещенные Женевской конвенцией.
– Дум-дум… А что это такое?
– Разрывные пули. Влепят в ляжку – и прощай ноженька; как треснут в голову – и череп разлетается вдребезги.
– Диву даешься, – отвечал Епимах, поразмыслив. – Чего бы доброго ученые придумали, а мы одни пакости от них видим…
Мы заночевали в живописной местности за Петанжем, где подле древнего виадука затаился маленький женский монастырь кармелиток. Утром нас разбудила аббатиса монастыря – молодая девка грубого вида с пастушьей палкой в руках.
– Нашли место, где валяться, – сказала она, перемежая французскую речь немецкими ругательствами. – Сейчас же убирайтесь отсюда, чтобы не навлечь неприятностей на нашу тихую обитель, и без того уже не раз ограбленную всякими проходимцами.
Мне с Епимахом оставалось только покориться.
– Мы не станем смущать ваш покой, – отвечал я аббатисе. – Но помогите отыскать верный путь… Наш дом очень далек, мы с приятелем совсем чужие люди в вашей стране.
Кажется, эта грубиянка поняла, куда нам надо:
– Идите вот этой дорогой до громадного камня, на котором высечен крест, от него тропинка в лес… Только не воровать!
Я покорно склонил голову, ожидая от нее христианского благословения, но получил палкой по шее, эта же палка благословила вахмистра ниже спины, что заставило нас поторопиться.
– Вот бисова баба! – говорил Епимах. – Не иначе как скаженная… мужа бы ей хорошего, чтобы поучил вожжами!
Аббатиса не обманула: указанная ею дорога вывела нас к валуну с крестом, откуда тропинка вела в лес. Скоро мы услышали говор французов и стук топора – солдаты в синих мундирах и красных штанах собирали дрова для походных кухонь. Увидев нас, они вскинули карабины, но я опередил их намерения.
– Vive la France! (Да здравствует Франция!) – провозгласил я.
Конечно, мы не рассчитывали, что союзники нас расцелуют, однако французские «паулю» оказались слишком жесткосердны: нас отвели в какую-то разрушенную деревню, где два дня продержали в темном погребе, пока нас не соизволил допросить офицер из 2-го бюро (французской разведки). Он очень скоро поверил Епимаху, что это русский беглец из плена, но меня долго изводил разными придирками, подозревая во мне очень опытного немецкого агента. Наконец это вызвало у меня горький смех.
– Наверное, я вам очень опротивел, – сказал я, – но вы мне надоели тоже. Найдите способ связаться с русским посольством в Париже, где ваши сомнения может разрешить русский военный атташе граф Алексей Игнатьев.
– Откуда граф Игнатьев может знать вас?
– Мы с ним почти одногодки, только Игнатьев окончил Академию российского Генерального штаба раньше меня…
Постскриптум № 7
Конец приближался… 1 сентября 1944 года, едва опомнясь после мощных ударов нашей армии, Гитлер устроил совещание в своем «Волчьем логове», затаенном в лесах близ Растенбурга. Неожиданно он отвлекся от карты, обведя всех глазами.
– Все ясно, – сказал он. – Здесь сижу я, здесь сидит мое верховное командование, здесь рейхсфюрер войск СС, тут и министр моих иностранных дел… капкан! Будь я на месте Сталина, я бы без размышлений сбросил на Растенбург две-три парашютные дивизии, чтобы всех нас взять живьем и потом посадить в клетку московского зоопарка…
Гитлер удрал вовремя. Началось победоносное наступление нашей армии, войска 2-го Белорусского фронта вломились в пределы Восточной Пруссии, и Гитлер вдруг вспомнил:
– Гроб! Мы забыли там гроб с прахом Гинденбурга! – закричал он. – Немедленно спасти его от нашествия большевизма, а имперский мемориал Танненберга… взорвать!
Гинденбург был спешно извлечен из своей «Валгаллы».
Тяжеленный бронзовый гроб с прахом фельдмаршала был водружен на железнодорожную платформу и под стук колес помчался в Пиллау (ныне Балтийск), где его почти торжественно, как святыню, переставили на палубу крейсера «Эмден».
– Полный вперед! – послышалось с мостика, и турбины крейсера развили небывалую скорость. – Гроб прибыл! – доложил командир корабля, когда пришвартовались в Штеттине…
Отсюда – опять на колесах – гроб умчался в Потсдам.
Эсэсовцы спрятали его в бункере, чтобы, не дай Бог, он не погиб при очередной бомбежке.
Гинденбург-Бенкендорф спокойно возлежал в гробу, наслаждаясь приятным соседством с прусскими королями и королевами.
205 
