От сей завораживающей картины взгляд Дага переместился вниз, отчего ему стало еще хуже. Еще один разрыв ткани колоритно струился вдоль стройного золотистого бедра, призывно загибаясь внутрь, к манящей выпуклости лобка, где сужающаяся полоса матово-сверкающей кожи завершалась алеющими на фоне темно-изумрудной ткани завитками.
Больше всего Саваласа потрясли именно эти завитки, пылающие, как расцветшие во ржи маки. Ему уже приходилось слышать, что в последние годы голливудские дивы, повинуясь очередному капризу моды, окрaшивали волосы на интимных местах в самые неожиданные цвета. В то время Даг квалифицировал это как дурацкие прихоти бесящихся с жиру истеричек, но теперь он уже не был в этом уверен.
Бедняга полицейский даже не догадывался, что томная поза Ньеппер, живописно порванное платье и макияж были в деталях продуманы заключившими временный союз соперницами. Ох, это женское коварство! Сколько мужчин попадали, попадают и будут попадать в его крепкие сети!
Чувствуя жаркий спазм в животе, Дагоберто с трудом оторвался от созерцания алых маково-наркотических завитков и скользнул взглядом по чуть согнутой в колене ноге с аристократически тонкой лодыжкой, узкой ступней и длинными изящными пальчиками, словно выточенными из слоновой кости гениальным скульпторам. Покрытые нежно-розовым перламутровым лаком ногти были похожи на лепестки тропических цветов.
Кейси, продолжая причесываться, словно невзначай пошевелила ступней, медленно вытянула и напрягла ногу, как потягивающаяся после сна пантера; сверкнув перламутровым лаком, веером раздвинула пальцы на ногах.
От этого невыразимо чувственного движения в паху у Дага вспыхнул костер и, разгораясь, запылал с мятежным неистовством напалмовой струи, под давлением вырвавшейся из узкого жерла огнемета.
Вернувшись взглядом к лобку актрисы, от чего ему ничуть не полегчало, Савалас вспомнил, что сии божественные конечности застрахованы на десять миллионов долларов — в прошлом году об этом целую неделю вещали средства массовой информации.
«Что за глупость, — подумал он. — Десять миллионов долларов — такая малость. За подобное чудо не жалко отдать все сокровища мира!»
Придя к этому несколько сомнительному заключению, вполне, впрочем, типичному для жертв любовного недуга, побежденный зовом плоти Дагоберто окончательно утратил способность соображать.
Раечка Лапина, с виду всецело поглощенная жизнедеятельностью прыгающего по экрану японского зверька, незаметно наблюдала из-под полуопущенных ресниц за крайне любопытными трансформациями, происходящими с лицом и телом Дагоберто.
«Вот это, я понимаю, темперамент, — мысленно восхищалась она, терзаясь в то же время от черной женской зависти к русалочьим чарам звезды. — Недаром о латинских любовниках ходят легенды. Эк его, бедолагу, корежит! Хотя что тут удивительного? Жена его бросила, других женщин у него, судя по всему, не было. Несколько лет воздержания — от такого и кролик на стену полезет, не то что молодой здоровый мужик. А ведь этот Савалас вполне ничего. Лицо, правда, мрачноватое, но сложен просто божественно, и член стоит так, что вот-вот брюки прорвет. Эх, зря я отдала его Кейси. Было бы потом о чем вспомнить».
Кейси Ньеппер, продолжая причесываться, тоже незаметно косила глазом мимо зеркальца, с самолюбивым удовлетворением профессиональной хищницы упиваясь любовными муками бывшего полицейского. Неожиданно для себя она поняла, что терзающее Дагоберто всесокрушающее томление плоти помимо воли передается и ей.
Переспав с бесчисленным количеством мужчин, Кейси разбиралась в них не хуже, чем опытный заводчик в породистых скаковых лошадях. Больше всего актрису влекли сильные, страстные, самозабвенно темпераментные партнеры, гармонично сочетающие в себе жестокость и нежность, властность и покорность внезапным женским капризам. Ей нравились мужчины, способные взять всю женщину без остатка, опустошить ее и наполнить, заставить ее кричать в своих объятиях и терять сознание от невыносимой любовной муки.
Именно таким партнером был Ирвин. Вот почему Кейси так и не смогла позабыть его, несмотря на невыносимый характер и бесконечные унижения, которым подвергал ее певец.
Дагоберто относился к той же породе мужчин.
Глядя на застывшего у двери Саваласа, актриса интуитивно чувствовала, что в сексуальном плане Даг был идеальным партнером для нее. Он ни в чем не уступал ее мужу. Так почему же она с таким самоубийственным упорством цепляется за свой неудачный брак, за вечно пьяного, эгоистичного, истеричного, торчащего на наркотиках Келлера? Может, газеты не врут, утверждая, что ее муж давно уже стал импотентом? Не по этой ли причине Ирвин так упорно ее отвергает?