19 
— Надеюсь, хоть что-нибудь из этого прошло, — сказала она, поворачиваясь к Тирни. — Если хоть что-то прошло, Датч поймет остальное.
Она стянула плед с головы, но он так и остался у нее на плечах. Шерсть промокла, к ворсу прилипли комки нерастаявшего льда. Ей было холодно, она продрогла и чувствовала себя паршиво. Впрочем, Тирни наверняка еще хуже. Он держался, но, казалось, в любую минуту мог рухнуть. Сквозь черную шерстяную шапочку просочилась свежая кровь. Брови и ресницы заиндевели. Он был похож на привидение.
Лилли протянула руку к его глазам.
— У тебя тут…
— Иней? — догадался он. — У тебя тоже. Сейчас растает. Лилли стерла кристаллики льда с лица.
— Никогда раньше не сталкивалась со стихией в открытом бою. Мое самое страшное приключение — попасть под дождь без зонтика.
Она поднялась, подошла к термостату на стене и, настроив его, услышала знакомый и такой приятный слуху шорох воздуха, проникающего в комнату сквозь решетку вентиляции в потолке.
— Скоро тут станет тепло. — Возвращаясь к дивану, она заметила: — Я не чувствую пальцев. Ни на руках, ни на ногах.
Тирни стащил перчатку при помощи зубов, потом кивнул ей на диван, на котором сам сидел.
— Сядь и сними сапоги.
Лилли села рядом с ним, сняла перчатки и с трудом стянула с ног промокшие сапожки.
— Ты мне сразу сказал, что они промокнут.
— Это было нетрудно.
Ее носки можно было выжимать, как и штанины до самого колена. Весь ее костюм был выбран в соответствии с модой, а не с погодой.
Тирни похлопал себя по колену.
— Давай сюда ногу.
Лилли колебалась, но в конце концов положила ногу ему на колени. Он стащил с нее тонкий носок. Она не узнала свою собственную ногу. Ступня была белой, как кость, совершенно бескровной. Тирни крепко зажал ее обеими руками и принялся энергично растирать.
— Будет больно, — предупредил он.
— Уже больно.
— Надо восстановить кровообращение.
— Ты когда-нибудь писал о том, как пережить снежную бурю?
— Не по личному опыту. Теперь я понимаю, какая это была поверхностная и скудная по части информации статья. Лучше?
— Пальцы покалывает.
— Вот и хорошо. Значит, в них кровь возвращается. Видишь? Уже розовеют. Давай вторую ногу.
— А как же твои?
— Подождут. У меня ботинки водонепроницаемые. Лилли поменяла ноги. Тирни стянул носок, обхватил ступню и начал массировать, восстанавливая чувствительность. Но теперь он не спешил, слегка пощипывал каждый палец, растирал подушечкой большого пальца свод стопы к пятке и обратно. Лилли следила за его руками. Сам он тоже смотрел на свои руки. Оба молчали.
Наконец он зажал согревшуюся ногу между ладонями и повернулся к ней лицом. Их лица оказались так близко, что она могла сосчитать все ресницы у него на глазах, мокрые от растаявшего льда.
— Лучше? — спросил Тирни.
— Гораздо лучше. Спасибо.
— На здоровье.
Он не сделал никакого движения, чтобы разжать ладони: предоставил возможность ей самой убрать ногу. Лилли спустила ногу с его колен и вытащила из кармана пальто пару сухих носков. Это позволило ей отодвинуться от него без демонстративности, естественным образом.
Но она продолжала наблюдать за ним краем глаза, пока он, наклонившись, расшнуровывал свои высокие походные ботинки. Даже когда они были расшнурованы, Тирни не разогнулся. Он оперся локтем на колено и опустил голову на руку.
— Тебя опять тошнит? — спросила Лилли.
— Да нет, вроде бы нет. Просто дурнота. Это пройдет.
— Может быть, у тебя сотрясение мозга.
— Тут никакого «может быть» быть не может. Дело ясное.
— Прости! Мне очень жаль.
Ее виноватый тон заставил его поднять голову.
— С какой стати тебе извиняться? Если бы не я, ты не разбила бы свою машину.
— Я ничего не видела дальше радиатора. И вдруг ты возник передо мной, прямо как из-под земли, и…
— Я сам во всем виноват. Увидел твои фары на повороте и не захотел упустить свой последний шанс спуститься в город на машине. Бросился бежать, но слишком сильно разогнался на склоне. Инерция понесла меня вперед.
— Я тоже виновата. Глупо было так резко тормозить.
— Рефлекс, — пожал он плечами. — В любом случае ты не должна себя винить. Может, судьба свела нас не случайно.
— Ты, вероятно, спас мне жизнь. Будь я одна, осталась бы в машине и к утру превратилась бы в кусок льда.
— Ну, значит, тебе повезло, что именно я попался тебе на пути.
19 
