35 
Психологический надлом чувствовался буквально у всех. Пребывание более года в замкнутом пространстве корабля среди одних и тех же лиц, монотонность жизни по корабельному распорядку — все это не могло не сказаться на состоянии экипажа.
Почти все стали замкнутыми; разные мелочи, ранее остававшиеся незамеченными, вызывали приступы раздражения и мнительности.
— Мор,— как–то сказал мне Рогге, когда мы вместе стояли на мостике,— я решил отправить экипаж в отпуск.
— В отпуск? — переспросил я.— Куда? На какую–нибудь ближайшую льдину?
Я позволил себе шутить, хотя знал, что Рогге не любит бросаться словами. Раз говорит, значит наверняка держит в рукаве какого–нибудь туза, а то и двух.
— Предоставить экипажу отпуск на берегу мы не в состоянии,— продолжал командир, не обращая внимания на мои шутки,— поэтому мы предоставим им отпуск прямо на корабле. Каждому — семь суток. В течение этого времени они будут освобождены от всех обязанностей по штату и даже от внутрикорабельной дисциплины. Могут не выходить на построения и даже не участвовать в авралах. Исключение составляют только боевые тревоги. В случае тревоги они должны быть на своих местах по боевому расписанию. Ответственным за это мероприятие я назначаю вас, лейтенант. Организуйте все это дело и позаботьтесь, чтобы помещение для отпускников было комфортабельным и приятно выглядело.
Идея была замечательной. Она предотвратила многие инциденты, которые могли бы произойти из–за усталости и нервного перенапряжения.
Помещение для отпускников мы украсили картинами, моделями кораблей, фотографиями родных и т. п. Все это вызвало восторг у экипажа.
Через пару дней я вошел в каюту командира и доложил.
— К вам депутация, господин капитан 1–го ранга.
— Депутация? — удивленно переспросил Рогге.
В дверях каюты стояла первая партия отпускников, одетых в спортивные костюмы. У их ног были сложены сумки, украшенные ярлыками лучших отелей на курортах Германии.
Позднее на имя командира поступила телеграмма: «Прекрасно проводим время. Погода чудесная!» Все это, конечно, никак не вязалось с корабельным уставом и строжайшей дисциплиной военного времени, но таков был метод Рогге руководства подчиненными.
Но не всегда наши дела шли так гладко и лучезарно. Неожиданные проблемы возникали прямо на ровном месте. Сигнальщики, подменяясь для принятия пищи, спешно покидали камбуз, не убирая свои столы. Это вызывало раздражение у других матросов.
«Кто такие эти сигнальщики, что они так себя ведут? Мы что, обязаны убирать за ними дерьмо? Можно подумать, что они одни несут службу, а мы все тут отдыхаем!»
Появился старшина и приказал одному из крикунов: «Убери посуду и вытри стол!» Наступила мертвая тишина.
— Я кому сказал? — зарычал старшина.— Чего ты ждешь? Убери со стола!
Молчание.
— Убрать со стола! — приказал старшина.— Повтори приказание!
Двое матросов направились было к столу, но остановились и один из них сказал:
— Это стол сигнальщиков. Пусть они и убирают.
— Меня не касается, чей это стол! — отрезал старшина. — Выполнять приказ!
Матросы переглянулись и твердо ответили:
— Убирать не будем!
— Что? — заорал старшина.— Вы отказываетесь выполнять приказ?!
— Не будем убирать за сигнальщиками,— упрямо повторяли матросы.
На камбузе появился дежурный по низам офицер.
— Что случилось, старшина? — спросил он.
Старшина доложил, что матросы отказываются убирать со стола.
При появлении офицера все встали по стойке «смирно».
— Вы слышали приказ старшины? — пролаял офицер.
— Так точно, господин лейтенант!
— Выполняйте!
— Не будем, господин лейтенант!
— Вы отказываетесь выполнять приказ?
— Так точно, господин лейтенант!
Примерно тридцать матросов, находившихся на камбузе, ждали, чем закончится это нелепое пререкание.
Дежурный офицер вызвал караул и арестовал обоих матросов. Я по совместительству выполнял обязанности председателя военного суда. Положение было очень деликатным. Оба матроса обвинялись в невыполнении приказа в военное время, что приравнивалось к мятежу, тем более, что все это произошло на глазах у нескольких десятков матросов.
Из этого вытекало, что оба должны быть расстреляны или повешены.
Альтернативой могло быть их оправдание, но это было невозможно, поскольку их вина не нуждалась в доказательствах. Приказ должен быть выполнен в любом случае. Поэтому их оправдание не только было бы незаконным, но и опасным, т. к. имело бы разлагающее влияние на весь экипаж. Однако мотивы их поведения и полное раскаяние, когда они остыли и одумались, в наших конкретных условиях не позволяло применить к ним суровые меры, предусмотренные военными законами.
35 
