86 
С мостика «Шеера» видели, что на борту танкера творится что–то очень напоминающее панику. Люди бегали взад и вперед по продольному мостику, спускались и поднимались по трапам. Некоторые стояли, оцепенев и прикрыв рукой глаза от слепящего света прожекторов, пытаясь из–под руки рассмотреть напавший на них корабль совершенно непонятного вида.
Приказ об остановке танкер выполнил немедленно. Его радио молчало. Кранке приказал призовой команде отправляться на танкер. Спустив свой моторный катер, команда лейтенанта Энгельса направилась к своей очередной жертве. По пути они встретили шлюпку с танкера, наполненную людьми.
— Что это за судно? — спросил их лейтенант Энгельс, но никто ничего не ответил.
— Я вас спрашиваю, как называется ваше судно? — снова закричал лейтенант.— Вы что, все оглохли? Как называется ваше судно и сколько на нем людей?
Снова никто не ответил.
— Кто вы? Как называется судно? — в третий раз с нотками раздражения в голосе крикнул командир призовой партии.— Ответьте, наконец!
Какой–то человек поднялся в шлюпке и крикнул по–немецки: «Мы норвежцы…» — сказать больше он не успел — кто–то ударил его по ногам и кричавший упал в шлюпку.
Луч прожектора с «Шеера» теперь освещал шлюпку и притихших в ней людей.
— Предупреждаю — без фокусов,— крикнул Энгельс, пригрозив для большей убедительности пистолетом.— Гребите к крейсеру или!..
Какой–то человек, бывший, видимо, офицером, сделал Энгельсу знак рукой, что все понял, и шлюпка направилась к «Шееру». Лейтенант Энгельс подумал, что кричавший по–немецки человек, вероятно, был норвежским коллаборационистом и стал беспокоиться, как бы остальные его не выкинули за борт.
Но катер уже подошел к борту танкера, и лейтенант перестал об этом думать. Танкер был современным, чистеньким, свежепокрашенным, под названием «Сандефиорд». Совершенно очевидно — он был норвежским. Но Норвегия являлась оккупированной страной, и, насколько было известно Энгельсу, прогерманское правительство Квислинга не посылало никаких своих судов в океан. Любые норвежские суда, находившиеся в открытом море, теперь работали на англичан. Так что танкер «Сандефиорд» вполне законно было рассматривать как судно противника. Капитан танкера выглядел совсем не так, как, по представлению Энгельса, должен был выгледеть норвежский капитан, но он объявил, что является норвежцем, а никто в призовой команде не знал норвежского языка. Капитан же не понимал по–немецки (или делал вид, что не понимает), и иметь с ним дело оказалось совсем не просто.
На все вопросы относительно груза, откуда он идет и куда, капитан отвечал уклончиво или не отвечал вообще. Единственное, что можно было понять из сказанного капитаном сквозь зубы,— что он является нейтралом и не желает отвечать ни на какие вопросы немцев.
Обыск, сделанный в каюте капитана, позволил обнаружить судовые бумаги и несколько любопытных документов.
— Вы направлялись во Фритаун? — спросил Энгельс. —И ваш груз, как я понимаю, предназначался англичанам?
Капитан молчал.
— Молчание — знак согласия, насколько я понимаю, — продолжал Энгельс.— Теперь взгляните на это.
И лейтенант протянул капитану танкера копию радиограммы, полученной из Морского министерства Королевского Правительства Норвегии в изгнании, которому подчинялся капитан.
— Здесь говорится,— пояснил Энгельс,— что все норвежские суда, находящиеся в открытом море, отныне должны подчиняться норвежскому правительству в изгнании, которое пользуется полной поддержкой правительства Великобритании.
Норвежец продолжал хранить молчание.
— Будьте любезны, капитан, приготовьтесь немедленно покинуть судно,— подвел итог Энгельс.— Даю вам тридцать минут. Ни минуты больше.
Норвежец, наконец, заговорил по–английски и спросил:
— Вы потопите мой танкер? — и в свете прожектора Энгельс увидел, что слезы потекли по его щекам.
—Сожалею, капитан,— ответил Энгельс.— Вы понимаете, что не я начал эту войну. И я понимаю, что это сделали не вы. По крайней мере, этим путем вы попадете домой быстрее, чем через Англию. Утешьтесь хотя бы этим, — и, дружески хлопнув норвежского капитана по плечу, Энгельс направился далее осматривать судно.
Под охраной немецкого матроса капитан стал собирать свои пожитки. Затем он достал из шкафчика бутылку джина и пару стаканов, предложив матросу выпить. Тот отказался, сославшись на то, что находится на службе. «Служба службой, а шнапс шнапсом».
86 
