Когда Ланс вышел, она спустила бретельки ночной рубашки и сняла ее с плеч, потом стянула с бедер и, не вставая, перешагнула через нее.
— Возьмите, — проговорил Ланс из-за двери, просовывая в щель свежую ночную сорочку. — Дотянетесь?
— Да, — поспешно ответила Эрин и представила себе, что было бы, если бы не смогла. Она густо покраснела — на этот раз не от болезни, а оттого, что точно знала, что именно он бы сделал. Она влезла в рукава рубашки и попыталась застегнуть ее. Но пальцы были точно ватные, и задача показалась ей равносильной подвигам Геракла.
— Позовите меня, когда будете готовы, — донесся его голос из-за двери.
— Я уже почти… Я только… — пролепетала она.
Он вошел и сразу посмотрел на ее висящие… как плети… руки. На лице его появилось выражение бесконечной нежности, и он опустился перед ней на колени.
Он мигом застегнул на ней рубашку от ворота до коленей, словно боясь даже на секунду затянуть этот процесс.
Дойдя до последней пуговицы, он вдруг остановился. И через секунду уже прижимался щекой к ее голому колену, а его руки сзади гладили ее икры. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до его гладких блестящих волос, которые нежно касались ее кожи, но она не могла собраться с силами. А его ладони в это время двигались вверх по ее ногам, массируя ослабевшие, беспомощные мышцы.
Прежде чем застегнуть последнюю пуговицу, он поднял голову и быстро поцеловал ее в колено. Потом взял ее на руки и отнес в спальню — именно в тот момент, когда она уже начинала мечтать о том, как эти сильные руки обнимут ее и прижмут к мускулистому телу.
Доктор и Мелани все еще перестилали постель, тихо переговариваясь. Укол уже начал действовать: она почувствовала сонливость, и, когда Ланс сел в кресло, держа ее на руках, она свернулась калачиком и положила голову ему на грудь.
По всему ее телу разлилась приятная истома. Она чувствовала, как ритмично вздымается его грудь; выбившиеся из-под незастегнутой рубашки волоски щекотали ей нос. Она уютно устроилась у него на коленях, и ее рука, скользнув ему под рубашку, удобно легла на курчавые жесткие завитки.
Она сама не почувствовала, как инстинктивно отыскала пальцами маленькую нежную плоть соска, затерявшегося среди густых волос, не ведая о том, какое удовольствие доставило Лансу это интимное прикосновение. Без всякого намека с его стороны она исполнила одно из его потаенных желаний. Рука Ланса последовала за ее рукой и, проникнув под рубашку, накрыла маленькую ладонь, прижав ее к груди, словно желая, чтобы она стала частью его собственной плоти.
А потом ей почудилось, будто он зарылся лицом в ее волосы. Слова, произнесенные шепотом, трудно было разобрать, но они были полны подлинного чувства. А уж прикосновение губ к ее лбу точно были частью сна. Однако чем бы это ни было — сном или явью — ей хотелось, чтобы так продолжалось вечно, и она стала тихо протестовать, бормоча что-то бессвязное, когда Ланс встал и понес ее к кровати.
Он заботливо укрыл ее одеялом, и она услышала, как доктор Джошуа сказал:
— Пусть она спит столько, сколько захочется.
— Но она поправится?
Неужели этот исполненный тревоги голос принадлежит Лансу? Конечно же, ему. Ведь в комнате, кроме него и доктора, других мужчин нет.
— Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Правда, завтра еще будет чувствовать себя неважно, но послезавтра дела пойдут на поправку. Если нет — вызовите меня.
Эрин слышала, как они попрощались, и сквозь полуприкрытые веки видела, как гасили свет. Но из комнаты ушли не все. Кто-то вернулся к ее постели. Этот кто-то взял ее руку и прижал к грубой щетинистой щеке, а затем поднес к губам и запечатлел на ее ладони долгий горячий поцелуй.
Хотелось бы узнать, кто это был, но она не смогла заставить себя проснуться.
К тому же не исключено, что все это ей просто снилось…
VII
Судя по положению солнца за окном, Эрин проснулась во второй половине дня. Она лежала неподвижно, ожидая очередного спазма в желудке, но его не последовало. Из болезненных ощущений сохранились только слабость во всем теле и боль в мышцах.
Повернувшись на бок, она увидела, что кто-то предусмотрительно поставил на тумбочку возле кровати ведерко со льдом. Она открыла его, вынула оттуда два кубика и положила на сухой саднящий язык. Не успел лед растаять, как она снова погрузилась в сон.
Вечером, когда небо окрасилось в багряные тона, ее разбудило звяканье посуды. Она повернулась и увидела входящую в дверь Мелани с подносом в руках.