Кто еще, кроме Витте, способен заместить Столыпина?
— Горемыкин — труха, а Коковцев — болтун.
Витте покрыл их всех козырным тузом:
— Я должен повидать… Распутина!
Сразу стало ясно, зачем он приехал. Тут Побирушку даже замутило — как же он, великий мастер интриги, проморгал Распутина, в котором заискивает сам бывший премьер? В мире что-то изменилось. Надо срочно перекраивать свои политические взгляды. Побирушка схватил свой портфель и снова заторопился:
— Извините, бегу! Знаете, столько дел, столько дел… Просто не знаю когда будет минута покойного времени!
* * *
Распутин (новая политическая сила великой империи) вставал с похмелюги — тяжело и натужно. Долго шарил в карманах брюк — не осталось ли там деньжат «после вчерашнего»? Бормотал:
— Куды ж я их потратил? Неужто все саданул? Наскреб копеек с тридцать и заскучал.
— Пивка бы… мать вас всех за ногу.
Открылась дверь, и вошли два неизвестных господина. Из раздутых карманов шуб торчали горлышки пивных бутылок. Сами они — вида наглейшего!
Расселись на венских стульях, как у себя дома. С треском выставили пиво на стол.
— Лакай, — сказали. — Чего вылупился? Распутин жадно выхлебал три стакана пива.
— Полегчало… благодарствую. Тока вот не пойму, отколь вы такие ангелы свалились? Чтой-то не видывал я вас ранее.
— Надень порты, варначе, — отвечал ему один и отряхнул с котелка тающий снег. — Мы за тобой приглядывали, как ты вчера в ресторации мадеру дюжинами глушил. Вот с товарищем Ипполитом Гофштетгером и решили: небось трещит башка у нашего Ефимыча! Не взять ли баварского да не навестить ли его по-дружески?
— Хорошие люди. Заботливые. Уважаю. А… кто вы? Первый сунул ему к носу свою визитную карточку:
— Читай, если грамотный… Сазонов я, Егорий Петрович, кандидат права о бесправии и работник прессы. А это — Гофштетгер из «Нового Времени», знаешь такую газету? Вот он там и пишет.
— Чего ж он пишет? О фунансах небось?
— Что хочешь, — заговорил. Гофштетгер. — Могу про тебя такое накатать, что обратно в Сибирь без порток убежишь.
— А я твоей газеткой подотрусь! — реагировал Распутин.
— Всего тиража тебе не осилить, — засмеялся Сазонов. — А карточку мою не рви. Здесь и адресок обозначен: Кирочная, двенадцать. В случае нужды — забредай. Спать положу. И накормлю…
Распутин стал натягивать штаны. Сомневался:
— Чтой-то вы, господа, не очень понятные. Начали за упокой, я даже испугался, а кончаете во здравие…
— Похмелиться хочешь? — конкретно спросили его.
— А нешто ж я не православный?
— Тогда поехали…
Внизу ждал «мотор» (так называли тогда автомобили). Сели и покатили.
Распутин автомашинам всегда дивился:
— Бежит себе и даже овса не просит! Одно в ем плохо: вони много, а навозу не видать. Вы не смейтесь, ребята! Навоз — первейшая вещь в мужицком хозяйстве… От него вся сила!
Вот и загородный ресторан (скромненький). Березы в снегу. Пустынные комнаты. В отдельном кабинете сидел… Витте.
— Оставьте нас, — сказал, и журналисты выкатились. Витте разливал коньяк в плоские рюмки-блюдца.
— Пусть эта встреча останется между нами, — предупредил граф властно.
— И мне и вам так будет удобнее.
— Как хошь. Молчать умеем…
Когда им подали лангеты, Витте начал дело:
— Григорий Ефимыч, как это ни странно, но между нами много общих точек соприкосновения. Я начал свою карьеру, можно сказать, с того же, с чего ее начинаете и вы… Не поняли? Тогда поясню. Кому был известен скромнейший инженер-путеец Сережа Витте, который в 1887 году предсказал царскому поезду катастрофу в Борках? Но я ее предсказал, и семейство нашего незабвенного императора Александра Третьего покатилось под откос…
— Так и шваркнулись? — не поверил Распутин.
— Да, если вам угодно, то… шваркнулись! Мария Федоровна, ныне вдовая императрица, босиком и голая выбралась из обломков. Ей один солдат свою шинель дал… Вот тогда, в Борках, меня и заметили! Тогда же и выдвинули. По слухам я извещен достаточно, что вы тоже пророчите и ваши предсказания сбываются. Будем откровенны! Меня задвинули в угол, как старый шкаф. Сейчас в моде новая мебель. Жесткая, зато модная. Но я, старый гусь, по опыту жизни знаю — все возвращается на старые круги. Мы бы с вами сошлись. В любом случае, — заключил Витте, жуя мясо, — вы найдете во мне то, чего никогда не сыщете в Столыпине!
Распутин все понял. Понял и сказал твердо: