Телохранители приехали через два часа. Но не в девять, как договаривались, а в десять. У Ксюши за этот час, наверное, появились первые седые волосы.
Снова считали, теперь уже вывалившихся из «Газели»-микроавтобуса крепких парней, один, два, три… десять. Вспыхнул спор – выходить или нет. Если ждать, то сколько?
– Господи! – Теперь все вздрогнули от крика Ирины. – Вы посмотрите! – Она указывала на монитор. К калитке Санлюба подкатил автобус. Обычный городской «Икарус», даже надпись маршрута сбоку можно было прочитать: «Платформа Замоскворечье – Братеево».
– Какой идиот пригнал сюда автобус? – поразился Марк.
– Лева! – ахнула Ирина.
Все три двери автобуса открылись, из них выходил народ – мужчины, женщины, дети.
Ирина узнала сына, а следом Поля своих:
– Володя, Петя, Клава, Леша, сын Маринки… Все мои! А что они тут делают?
Ее вопрос потонул в топоте ног – все бросились в выходу, расталкивая друг друга и мешая на узкой лестнице.
Покореженная основа зеркала не сразу поддалась. Пришлось несколько раз включать и выключать рубильник.
Влетевший в Санлюб Лева увидел следы разгрома и обрадовался:
– Я вам говорил, тут сражение было!
Он всю дорогу боялся, что поднял ложную тревогу, его засмеют и клан шотландцев, и собственные родители. А теперь могут убедиться, что он прав!
Дверь, наконец, открылась. Заложники повалили наружу. Ксюша – в первых рядах. Она краем глаза увидела разбитый телевизор в гостиной, развороченный паркет, услышала спор милиционера (брат Поли Игорь, третий с конца) и одного из телохранителей. Сержант милиции требовал предъявить документы, у него в ответ недружелюбно выясняли, как он здесь оказался и где Ксения Георгиевна Самодурова. Телохранители стояли грозным каре: подозревали, что их невольная задержка из-за автомобильной пробки стала роковой, задание они прошляпили.
Ксюша ни на кого не обращала внимания, первым делом отыскала в толпе Леву, схватила его за плечи и тряханула:
– Всех детей в подвал! Быстро! Понял?
– Да! – с готовностью ответил Лева, уже успевший отметить наличие здоровых и невредимых родителей.
Он подхватил трехлетнего малыша на руки (ох, тяжелый!) и скомандовал:
– Ребята, все за мной! Я такое покажу!
Костик из подземелья не выходил. Ждал отмашки, что опасность миновала, а дождался нашествия саранчи. Детей было тринадцать человек, оторопевшему Костику показалось – не меньше трех десятков. Они оглушительно визжали, скакали, носились по комнатам. Прыгали с двухъярусных кроватей, щелкали кнопками пульта, кружили вокруг стола. Какой-то карапуз дергал его за брюки:
– Дядя, дай собацьку! – и показывал на Джери, которая с радостным лаем участвовала в игре.
Перед вжавшимся в стену Костиком затормозили две девочки-подростка:
– Вы не артист? Такой красивый! Точно артист, мы вас в кино видели! Дадите автограф?
– Нету у меня ничего! – оглушенный детскими голосами, воспротивился Костик. – Кто вы такие? Откуда взялись?
– Я знаю, откуда люди берутся! – объявил мальчишка, отплясывающий на столе. – Вот и не скажу! А Зойка скоро выродит!
– Ой, подумаешь! – презрительно скривилась одна из девочек. – Все знают! Удивил!
Они умудрялись бегать, скакать и при этом обсуждать, откуда берутся дети.
– Лева! – Костик увидел единственное знакомое лицо. – Что они здесь делают?
– Мои друзья! – гордо сказал Лева. – Они баптисты, кнопочники (он уже познакомился с краткой семейной историей), а по моей терминологии – боевые шотландцы!
Костика его объяснение еще больше запутало. Это был какой-то сумасшедший детский дом! Или Ксюша уже набрала бездомных?
Он не успел задать вопрос, Леву отвлек один из мальчишек:
– А где собаки? Ты говорил – много, а здесь только одна.
– Действительно, – спохватился Лева. – Дядя Костик, где собаки?
– Ты не в курсе? – Костик настороженно смотрел на притихшую малышню. – Их убили. Отравили, всех, кроме этой. Те самые… плохие дяди, которые нас…
Он не договорил. Лева испуганно всхлипнул и зарыдал. Ладонями закрыл лицо, плечи его тряслись. Несколько секунд он плакал в полной тишине. А потом к нему присоединились девочки – заголосили громко и отчаянно. Мальчишки какое-то время держались, но потом тоже заревели. Карапуз плакал с младенческой безутешностью. Он поднял ручки к Костику – возьми меня. Костик покорно поднял его.
Лучше бы они бегали и вопили! Костик многих страхов натерпелся, но такого еще не было! Плачущая орда детей! Размазывают слезы по щекам, посмотрят друг на друга и еще пуще заходятся. Он прижимал к груди малыша и с силой тряс: