63 
* * *
В Уфе не было зоопарка. Изредка приезжал бродячий, и Алиту наверняка в детстве туда водили, но этого она не помнила. Осталось единственное смутное воспоминание, как она пытается разглядеть в мутной зеленой воде крокодила, но без малейшего успеха. Позже, уже школьницей, она ходила пару раз в такой зоопарк, но не почувствовала ничего запоминающегося. Если не считать брезгливости, конечно.
Зато в Уфе было вольерное хозяйство. Зверье там было ничуть не экзотическое и малочисленное, но зато жили они в чистых и просторных вольерах. Ей было года четыре, когда мама первый раз ее туда повела. И вот это посещение оставило впечатления. Особенно трудно было оттащить ее от вольера с двумя медвежатами: медведица скрывалась от раздражающей толпы в своей бревенчатой берлоге, а два неотразимо неуклюжих звереныша резвились под щедрыми лучами весеннего солнца, не обращая ни малейшего внимания на зевак. Оторвать Алиту от внешней ограды удалось только обещанием купить ей два больших пряника и одного медвежонка. Настоящего, как полагала Алита, и плюшевого, как полагала мама. С сожалением, оглядываясь назад, девочка позволила повести себя дальше.
Следующий вольер располагался намного ближе к внешней ограде: его отделяло от посетителей сантиметров десять, не больше. Обитатели этого вольера прятались в своем убежище – опять бревенчатом домике, стилизованном под русские сказки, – но один из них стоял почти вплотную к ограде вольера. Небольшая серая с рыжеватым оттенком собака. Намного меньшего размера, чем соседский ньюфаунленд Жора, с которым девочке случалось играть. Девочка даже могла смотреть на нее сверху вниз с высоты своего четырехлетнего возраста. «Мама, смотли, собатька!» – пронзительно-радостно воскликнула девочка, вцепляясь во внешнюю ограду. Мама поморщилась. «Не надо так громко кричать», – хотела сказать она, но не успела. «Собачка» обернулась и внимательно посмотрела на девочку. Секунду длился разговор взглядов, после чего девочка отпустила сетку ограды, плюхнулась прямо в дорожную грязь и безутешно разревелась, размазывая кулачками слезы по лицу. Волчице удалось невозможное: в течение какой-то секунды, без единого слова, маленькому человечку, еще даже не знающему самого понятия «смерть», объяснить, что такое убийство.
РОРИК
Сихкхи жгло щеку. Уже не Рорик Айя-Ар-Шавели, а Рорик Койни. Изгнанник. Ему казалось, что все встречные видят сияющее клеймо того-кто-уходит-навсегда сквозь все слои наложенных заклинаний, видят и отводят сочувствующие взгляды. Вообще, после того как последние деревья Ве-Ланка-Шавели остались позади, в сихкхи уже не было формальной надобности, но Рорик не стирал его. Пусть не самая приятная, но эта была одна из немногих нитей, продолжавших связывать его с домом, в который он уже никогда не вернется. Таково было жесткое и, пожалуй, даже жестокое правило для всех уходящих, но это было необходимым правилом выживания всего Шавели.
Рорик Ша-Таль, последний и лучший ученик Ар-лика Вентри, давно превзошедший своего учителя, знал это лучше любого другого. «Возвращение однажды ушедшего приведет к разрушению Шавели». Одно дело – знать это из списков последнего Пророчества Арлика, совсем другое – ощущать самому, видеть в изгибе крыла пролетевшей птицы, в цвете рассветного солнца, в сетке прожилок случайного листа на лесной дороге, знать, что гибель близка и пока неминуема. Десять лет по времени Шавели прошло с тех пор, как Иантрик Ша-Таль случайно обратил внимание на эту безначальную ветвь Древа Бытия. Это было великой случайностью и редкой удачей – заметить безначальную ветвь до того, как она обретет неумолимую и частенько неминуемую основу – цепь событий.
«Возвращение однажды ушедшего приведет к разрушению Шавели». С тех пор в Шавели ни один в каком-либо смысле ушедший не возвращался. Ни в каком смысле. Арлик отдал остаток жизни на составление канона, предусматривающего и описывающего все эти смыслы. И предикторы всех кланов, рискуя собственными разумами, все эти годы пытались уточнить предсказание – тщетно. Блуждание по Древу Бытия и так слишком сложное испытание для рассудка существа, строящего жизнь на обычной причинно-следственной тройственной логике, но осмотр безначальных ветвей – сложнее вдесятеро. Несмотря на это, большинство арри продолжало попытки – никакое предсказание не имеет смысла, если нет возможности его изменить.
63 
