Особенно,... 
100 
Тарсия задрожала всем телом, ее лицо заалело, в глазах вспыхнули искры радости. Она поднялась с места, но не промолвила ни слова.
— Ты хорошая женщина, — продолжал Мелисс, разглядывая ее так, будто впервые увидел. — Если я вновь окажусь в Риме, то охотно загляну к тебе в гости. Но это случится не скоро, потому по приезде ты найдешь одного человека и передашь ему от меня подарок. — Он разжал пальцы, и гречанка увидела большой золотистый камень. — Этот человек — женщина, греческая куртизанка Амеана, ей нравятся хорошие вещи. Скажи ей, что я жив и вернусь… когда-нибудь. — Он сделал паузу, при этом его взгляд был совершенно непроницаем, глаза походили на темные камни. Потом спросил: — У тебя есть дети? Тарсия помотала головой.
— А вот у той женщины был ребенок, но она так дурно обращалась с ним, что он, наверное, давно умер, — медленно произнес он, а после вдруг прибавил резко и злобно: — Ну, что стоишь? Иди!
Он вытолкал ее за дверь, и внезапно девушке показалось, что тот мир, который только что ее отпустил, сродни тому, в какой она сейчас входит. И она заплакала впервые за последний месяц, заплакала от безысходности смирения перед волей богов и судьбой — самыми безутешными и горькими слезами на свете.
…Ливия плохо помнила, как они добрались до материка. Как и было условлено, раб передал сопровождавшим ее пиратам назначенную сумму выкупа, и те поспешно убрались восвояси, оставив освобожденных пленников на окраине маленького сонного городка. Почтительно поклонившись Ливий, раб повел их по узкой пыльной улочке. Молодая женщина шла рядом с гречанкой, и ей казалось, будто все происходит во сне. Она словно бы окунулась в некое таинственное безвременье, притупившее чувства и изменившее ход мыслей, безжалостно одолевавших ее все последние дни.
И посреди этого странного сна в ее сознании рождалось простое, неоспоримое в своей истинности понимание того, что ее реальность — не солнечная улица безвестного городка, не неведомая далекая Сицилия, не затерянный в просторах Средиземного моря крошечный островок, не великолепные Афины, а Рим — неважно, жестокий и кровавый или величественный и прекрасный. Это открытие было столь ошеломляюще внезапным, что она даже споткнулась.
Ливия не понимала, как она может думать так сейчас, когда Гай Эмилий оставался в плену у пиратов и надежда на его освобождение казалась призрачной, как дым, в то время как угроза мучительной смерти смотрела прямо в лицо.
Неужели она устала жить мечтами? Ливия вспомнила, как отец говорил, что римлянам нужна определенность, неподдельность — всегда и во всем. Полутьма сомнений угнетает их волю. Мечты мечтами, но действительность никогда не дает себя забыть. Она родилась и жила в Риме и незаметно для себя переняла образ мыслей своих сограждан. Сейчас, когда ей волей-неволей пришлось повзрослеть и она ясно видела все слабости и недостатки Гая, только любовь к нему помогала ей преодолеть неприятие всех его колебаний, бездействия, неспособности быстро принимать важные жизненные решения. Но, с другой стороны, она и полюбила его именно таким и за то, что он слишком сильно отличался от всех, кого она успела узнать за свою недолгую жизнь.
Рим необъятен, у Рима нет границ, и это верно в том смысле, что если ты родился в Риме, то остаешься римлянином везде и всегда. Теперь Ливия понимала, что глубоко в душе хранила верность этому городу. Если б ей пришлось выбирать между Гаем Эмилием и Римом, она выбрала бы Гая, но сейчас была рада тому, что возвращается домой.
О Рим! Его ошибки царственны, победы блистательны, но, будучи верным самому себе, он, тем не менее, не боится вступать в противоборство с собственной судьбой. Отблеск его славы лежит на завоеванных городах, от него берет начало все великое на земле…
Ливий довелось жить в неповторимое время, с одной стороны, тонущее во мраке великих потрясений, с другой, — озаренное светом невиданных побед, и это накладывало отпечаток на ее судьбу, в которой столь же причудливо сочетались трагическое и чудесное.
Делать то, что необходимо делать в данную минуту, — покоряясь этому стремлению!
Ливия невольно ускорила шаг.
Интересно, кто ее встретит? Не может быть, чтобы отец послал за ней чужого человека; наверное, приехал сам. Ливий не хотелось расспрашивать сопровождавшего их раба, тем более что она не помнила его имени, хотя лицо казалось знакомым. Да ведь и он ее узнал…
100 
