Особенно,... 
118 
Ливия стиснула онемевшие пальцы. Хотя Луций и держал меч, он был совершенно открыт, уязвим для ударов: если кто-нибудь решится бросить ему в голову камень…
Хотя этот безмолвный поединок двух воль длился не более минуты, ей показалось, будто прошла вечность. Воздух был полон напряжения; та и другая сторона замерли, испепеляя друг друга взглядами, потом толпа враждебных Луцию и его спутникам людей неожиданно повернулась и устремилась на боковую улицу. Проход был свободен.
Все разом заговорили; женщины плакали, мужчины склонялись над водостоком, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте, но видели только зеркально-черную поверхность воды: очевидно, брошенный туда человек утонул. Кто-то побежал догонять свадебную процессию, другие решили проводить домой перепуганных женщин.
Луций повернулся к стоявшей неподалеку Ливий — ее волосы пришли в беспорядок, одежда была запачкана чужой кровью.
— Ты не можешь идти за новобрачными в таком виде, — сказал он ей. — Давай я отведу тебя к себе, а потом пошлю раба предупредить Марка Ливия о том, что случилось.
Молодая женщина только кивнула. Она шла чуть впереди и молчала. Луций не видел лица Ливий, но заметил, что ее тело сотрясает дрожь.
Он привел ее в дом, позвал рабов, велел подать воду для умывания, чистую одежду и принести вина.
— Ты едва держишься на ногах, — озабоченно произнес он, протягивая ей кубок. — Будет лучше, если ты ляжешь в постель и как следует отдохнешь. А завтра утром тебя отведут домой.
— Но что скажет отец, когда узнает, что я не ночевала дома? — неуверенно проговорила Ливия.
— Я все улажу, — заявил Луций и прибавил с легкой усмешкой: — Все-таки мы с тобой немного знакомы…
Ливия умылась, взяла поданную рабыней одежду, после чего Луций сам проводил ее в спальню. В каком бы состоянии ни пребывала молодая женщина, она заметила, что здесь кое-что изменилось: кровать была застелена покрывалом из тирского пурпура с золотым шитьем, на котором лежали такие же подушки, кроме того, в комнате появились красивые бронзовые лампы.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Луций.
— Хорошо.
— Ложись и отдыхай, тебя никто не потревожит.
Он вышел; Ливия быстро переоделась и забралась под покрывало, не снимая туники. Она не знала, вернется ли Луций, — он вернулся и встал у изголовья.
— Теперь здесь другая обстановка, — заметила Ливия, нарушая неловкое молчание.
— Да, — бесстрастно подтвердил он, — мое положение тоже изменилось.
— Я слышала о твоих успехах и рада за тебя.
— Вот увидишь, придет день, когда я стану сенатором! — отрывисто проговорил он, глядя куда-то в стену. — Возможно, тогда ты поймешь, каков я на самом деле!
— Для этого тебе вовсе не нужно становиться сенатором, Луций, — мягко произнесла Ливия. — Мне достаточно было видеть, как ты защищал меня от целой толпы. Хотя я прекрасно понимаю, что ты так же вступился бы за любую другую женщину…
— За другую я не испугался бы столь сильно.
— Но ты не выглядел испуганным, наоборот…
Внезапно лицо Луция исказилось, он сжал кулаки и выкрикнул странно срывающимся, изменившимся голосом (при этом его взгляд оставался твердым и болезненно-ясным):
— Если б ты знала, как мне тяжело видеть тебя, говорить с тобой… Мне ни за что не нужно было жениться на тебе, слышишь! Ни за что, никогда!
Он повернулся в профиль, на его лице играл отсвет пламени, губы сжались в тонкую нить.
— Почему? — растерянно прошептала Ливия.
Луций посмотрел ей в глаза, и она не вынесла этого взгляда.
— Спрашиваешь, почему? Потому что ты до краев наполнила мою жизнь тревогой, неуверенностью и беспокойством, ты изменяла мне на каждом шагу, каждой мыслью, любым движением и словом. Эта твоя любовь к… — не хочу произносить его имя! — поглотила все остальные чувства, ты всегда считала себя правой, тебе и в голову не приходило оглянуться в мою сторону…
— Для тебя было бы лучше, если б ты тоже полюбил, — сказала Ливия.
— Может, я и любил… Просто меня воспитывали иначе, внушали другое, всякие там понятия о разумном течении жизни… Есть такое выражение, кажется, оно принадлежит Протагору: «Душа — это чувства и ничего более». Так вот, разве я знал, что эти чувства — как вынутый из ножен клинок: если они есть, то больно режут тебя, но без них ты пуст и не мил самому себе!
Ливия изумилась: прежде Луций не говорил о любви.
118 
