48 
— А ты думаешь, это центр управления чем-нибудь бесобидным, человек? — насмешливо оскалился серран. — Не-ет, это центр управления наносаботерами… И если его уничтошить, все наносаботеры тут ше всрываются. А если они скопились где-нибудь в реакторе?
— О-о-о… — понимающе кивнул Ежов. — А вы получили этот заказ до того, как в меня стреляли, или после?
— До. А какое это имеет значение? — удивился хуассин.
— Очень большое. Если бы после, значит Некто нужен именно я. Настолько нужен, что он готов уничтожить весь корабль, лишь бы избавиться от меня… Но поскольку до… Значит, Некто хочет устранить всех. Но в таком случае непонятно, зачем было подсылать ко мне киллера… Я бы все равно умер вместе со всеми… А как вы нашли пульт?
— Пейебийал пест’йянку, йазумеется, — шевельнул длинной головой Соазссь. — Я всегда пейесмат’йиваю товайы.
— Вообще-то, это запрещено, — прозвенела Фрида. — Но Соазссь все равно каждый раз вскрывает контейнеры, просвечивает каждый миллиметр, а потом запечатывает заново. Пока что его ни разу не поймали…
— А где бы вы таки были, если бы я этого не делал? — проворчал хуассин. — Кто нашел цент’й уп’йавления саботейами?
— Если бы ты не хватался са все грусы подряд, их бы вообще не окасалось на борту, — резонно ответил Косколито.
— Между прочим, а что такое пестрянка? — вспомнил Михаил.
— Пряность, — прозвенела Фрида. — Редкая и очень дорогая.
— А еще она глушит радиоволны, — вспомнил Косколито. — Там мошно спрятать хоть целую передающую станцию, и никто ничего не саметит.
— Подождите, а разве это не работает в обе стороны?! — удивился Михаил. — Как же эта штука должна была управлять наноботами?
— Там другой принцип, — покачал головой серран. — Прямая передача поля данных. Ну снаешь, как в установке Кроттага… хотя ты, конечно, не снаешь… Да, мешду прочим, Койфман думает, что нушно отдать это тебе… до восвращения капитана, конечно.
Косколито протянул Ежову те самые каплеобразные хреновины, которые были на голове у капитана, а потом оказались у него, Михаила. Теперь он уже знал, что это такое, и как им пользоваться — импульсный информ, подключаемый напрямую к мозгу. Своего рода «виртуальный шлем».
— Кашется, там есть какие-то личные саписи капитана, — с сомнением сказал Косколито.
Михаил приложил импульсник к вискам, и тот автоматически прицепился к коже. Он коснулся сенсора на правом виске, слегка провернул выключатель на левом, и перед ним засветился виртуальный экран, существующий исключительно у него в мозгу. Никто другой его не видел.
— Управлять умеешь? — с явной насмешкой в металлическом голосе прозвенела Фрида. Она тоже видела этот экран, как, впрочем, и все, происходившее в его, Ежова, мозгу. — Помочь?
— Разберусь, — поморщился он, пытаясь хоть как-то рассортировать лавину информации, содержащуюся в этом крохотном приборе.
И через некоторое время действительно кое-что нашел. Мелочь, ерунду, но она добавилась к другим фактам, уже известным, и в сочетании с ними превратилась в настоящую бомбу!
Соазссь успел куда-то исчезнуть, а Косколито и Фриде сейчас было не до разговоров — «Вурдалак» скоро должен был покидать гипер. Поэтому Ежов покинул мостик — ему нужно было найти кого-нибудь, чтобы расспросить о том, что он только что узнал. Лучше всего, конечно, Койфмана — старикан был самым говорливым созданием на этом корабле.
Поиски затянулись. Да, «Вурдалак» был далеко не самым большим звездолетом из возможных, но все же достаточно просторным — в своем теперешнем виде он был рассчитан на экипаж из пятнадцати человек. А в наличии было только тринадцать.
Кроме капитанской каюты имелось еще четыре обычных — трехместных. В одной из них жили Койфман, Косколито и Соазссь, в другой женщины — Джина и Фрида, в третьей Остап и Дитирон. Бывший гладиатор занимал вдвое больше места, чем среднее разумное существо. Такое, как человек — люди почти по всем показателям были самыми что ни на есть средними.
Четвертая каюта временно пустовала.
Разумеется, роботы в спальных местах не нуждались — они время от времени отключались на подзарядку, но это случалось не слишком часто. Рудольф спал в реакторе, а Сиреневый Бархат в лазарете.
На камбузе тоже никого не нашлось, кроме бурлящей кастрюли с каким-то варевом. Вопреки ожиданиям Ежова, плиты и кастрюли к семьдесят второму веку отнюдь не ушли в небытие.
48 
