— О чем вы думаете? — вполголоса спросил Никос, водя пальцами по ее голому плечу.
О том, что от прикосновения твоих пальцев меня словно бьет током.
— Об одном человеке, — ответила Андреа, стараясь ничем не выдать своего волнения.
Зачем он меня трогает? Он не должен! Мы же только познакомились!
Андреа хотела отодвинуться, но не могла.
— О мужчине? — В голосе сквозило легкое недовольство, но она ничего не заметила, поглощенная скольжением его пальцев по ее плечу.
— Да.
Он отдернул руку.
— Как его зовут? — Вопрос прозвучал почти как приказ.
Андреа резко обернулась. Он что, сердится? Может, незамужним девушкам-гречанкам непозволительно думать о мужчинах?
— Андреас.
— Андреас? А фамилия?
Ее подбородок взметнулся вверх. Ну что ж, если этот совершенно незнакомый человек почему-то решил, что может устраивать ей допрос, она ответит, скрывать ей нечего.
— Костакис. Андреас Костакис, — проговорила она.
— Ваш отец? — спросил Никос глухим голосом и виновато опустил глаза. — Мои извинения. — С минуту он молчал. — Вы его знали?
Андреа помотала головой, пытаясь проглотить комок в горле. Он ходил по этой самой террасе, подумала она внезапно. Жил в этом доме. Умчался отсюда в ту ночь, когда погиб…
— Нет. Мама мне рассказывала о нем…
Ее голос предательски дрогнул, и это неожиданно затронуло какие — то струны глубоко в душе Никоса. Он и сам никогда не видел своего отца и ничего о нем не знает…
Мать говорила о нем очень неохотно, сказала только, что он был моряком. Откуда-то с севера. Судя по росту Никоса, наверняка из какой-то скандинавской страны. Точнее она не знала — ей было все равно.
А вот матери Андреа было не все равно настолько, что она рассказала своей дочери об отце, которого та никогда не видела.
Никос вдруг почувствовал зависть.
— И что она вам рассказывала?
— Она рассказывала, как любила отца, — заговорила Андреа, погрузив взгляд в темноту сада, освещаемого лишь звездами. — И как страстно он любил ее. Он называл ее голубкой, говорил, что положит весь мир к ее ногам… — Ее голос прервался. — А потом он погиб. — Андреа всхлипнула. — И сон кончился.
Выступившие на глазах слезы затуманили взор. Андреа не сразу заметила, как он, обняв, повернул ее лицом к себе и прижал ее голову к груди.
— Тихо, тихо, — шептал он.
— Простите, — пробормотала Андреа. — Я оказалась здесь, в его доме, и как-то особенно остро все почувствовала.
Она попыталась отодвинуться, но он держал ее за локти, не давая отойти.
— Вы поплачьте, не стыдитесь, — сказал он тихо. — Ваши слезы делают ему честь.
Андреа, запрокинув голову, посмотрела ему в глаза. На ее ресницах блестели слезы, губы вздрагивали.
И Никос не выдержал. Ничто не могло его остановить, даже если бы внезапное землетрясение выбило землю у него из-под ног.
Он наклонился к Андреа, его руки скользнули ей за спину. Андреа охнула и умолкла, потому что его губы впились в ее рот и она ощутила его язык. Сокрушенная и бессильная, она задрожала в его объятиях, и Никос почувствовал, как на него накатывает могучее желание. Он усилил напор, его руки сами собой скользнули с талии еще ниже.
Андреа захлебнулась в жаркой волне и уже не могла ни о чем думать, лишь чувствовала, как страсть бежит толчками по венам.
— Не надо, — выдохнула она, глядя на Никоса широко открытыми глазами.
Очнувшись окончательно, Андреа обнаружила, что он продолжает держать ее за талию. Она отклонилась, выгнувшись дугой и совсем не думая о том, что ее грудь оказалась прямо перед его глазами. Никосу до невозможности захотелось наклонить голову и коснуться губами манящих округлостей, которые она, сама того не осознавая, предлагала ему.
— Не надо, — повторила Андреа.
Она вцепилась пальцами в его руки, пытаясь их разжать.
Никос, которому, наоборот, хотелось обхватить ее покрепче и прижать к себе все ее мягкое тело, почувствовать каждую впадину и каждую выпуклость, покорно отпустил Андреа.
Господи, как же он ее хочет и как это не похоже на легкую, необременительную тягу к Эсме, или Ксанфе, или к любой из женщин, которые услаждали его в постели, потрясенно подумал Никос. То был просто секс, любовная игра, а сейчас…
А что сейчас?
Эта женщина нужна ему вся — и телом, и душой, он хочет владеть ею единолично. Для Никоса это было откровением. Он никогда не был собственником по отношению к женщинам. Никос прекрасно знал, что у Эсме Вандерси целая стая мужчин, из которой она выбирает то одного, то другого — это зависело от ее прихоти и его способности оказываться под рукой, что было не так-то легко при ее кочевой жизни. Что до Ксанфы, то он не единственный, благодаря кому она живет в свое удовольствие. Конечно, она достаточно тактична, чтобы ее любовники не наталкивались один на другого, но Никос мог назвать с десяток имен состоятельных афинян, которые имели удовольствие пользоваться ее благосклонностью.