— Ты кое-что оставила у меня дома, — тихо шепнул он.
Она не только услышала его, но и поняла, о чем именно он говорит, потому что щеки ее залил румянец. Но она делала вид, что его вообще нет рядом, и это начинало его бесить.
— Не хочешь забрать их?
— Нет. Выкинь, — ответила она едва слышно. К счастью, гул в зале заглушал их разговор.
Он подождал, пока официант подаст салаты и удалится.
— На это у меня никогда не хватит духу. Она уронила вилку. Официант немедленно вырос рядом со столом с новой вилкой в руке. Что плохо на обедах стоимостью в пять тысяч долларов — рядом постоянно вьется кто-то из обслуги.
Бак обнял Обри рукой и за ее спиной показал Лайаму кулак. Лайам повернул голову в его сторону и наткнулся на жесткий взгляд. Это была откровенная угроза. Лайам сжал челюсти.
Приятель, если бы она была твоей, то не оказалась бы в моей постели.
Обри посмотрела на Лайама и быстро повернулась к Баку. Лайам тоже отвел взгляд.
Черт возьми, Эллиот, что ты делаешь? Отбиваешь женщину, с которой все равно не сможешь встречаться?
Тут он вспомнил, что тоже вроде бы с кем-то пришел. Забыть о женщине, которая весь вечер прижималась к нему всеми частями тела, а во время танцев во всех подробностях описывала, что она хотела бы сделать с ним после бала, вообще-то довольно трудно, но ему это удалось в одну секунду. Откровенные предложения Триши не вызывали у него ни малейшего интереса. Вот если бы это исходило от Обри… Тогда они уже ехали бы к нему домой. Забудь про Обри. Она не для тебя. Но сколько Лайам ни уговаривал себя, он не мог ни на секунду отвлечься от этой женщины. Она не для него, но он стремился к ней каждой клеткой своего тела, каждым ударом своего сердца.
Его долг перед семьей еще никогда не был так очевиден. И никогда еще ему не было так трудно наступить на горло своим желаниям.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Ты одна? Или этот громила рядом? — раздался в телефонной трубке низкий хрипловатый голос. Лайам.
Обри рывком села в кровати.
— Это не твое дело.
— То есть ты одна.
— Я этого не говорила. — Она откинула волосы с глаз и посмотрела на часы, стоявшие у кровати. — Уже полночь. Почему ты звонишь так поздно?
— Сказать, что ты была сказочно красива сегодня.
Обри показалось, что она тает. Телефон едва не выскользнул из ее рук.
— Спасибо. Триша тоже была очень эффектна. — В ее голосе была еле скрываемая ревность.
— Да? Я и не заметил.
Ей очень хотелось ему верить. Но он явился на бал с женщиной, которая имела наглость совать ему свой номер телефона на глазах Обри.
— Ты не должен был звонить, Лайам.
— Разве ты не хотела услышать, как тебе шли твое платье и твой сторожевой пес, который каждую минуту готов был вцепиться мне в глотку?
— Ты пьян?
Голос его был совершенно трезвым. Усталым, но трезвым.
— Я не выпил ни капли, не считая того паршивого вина на обеде. Просто не могу заснуть.
Она тоже.
— И поэтому ты решил позвонить и разбудить меня?
— А я тебя разбудил?
Ей надо сказать, что она безмятежно спала.
— Нет. — Она вытянулась в кровати, положив под голову подушку. — Почему ты не можешь заснуть?
Она не хотела ни о чем его спрашивать, но язык ее не слушался.
В телефоне она услышала тяжелый вздох и шорох простыней. Обри закрыла глаза и представила себе обнаженного Лайама, стоящего над нею на коленях. Она тряхнула головой и включила лампу. Если предаваться таким фантазиям, то ей суждена бессонница на ближайшие десять лет.
— Я не могу заснуть, потому что все время думаю о тебе. О нашем ланче и… — Лайам замолк.
Обри испугалась, что сердце сейчас пробьет ребра и выскочит наружу. Она вцепилась в простыни и закусила губы.
— Хорошо было…
— Хорошо? — Она не поверила своим ушам.
Он засмеялся низким смехом, от которого по ее телу прошла дрожь.
— Нет. Это не было хорошо. Скорее невероятно. Она улыбнулась.
— Скорее так.
— Невероятно. Сказочно. Потрясающе. И ужасно, что это никогда не повторится.
Ее улыбка погасла.
— Это не повторится.
— Я знаю. Но это убивает меня. И ее тоже.
Они молчали. Обри слышала бешеный стук своего сердца и его дыхание в трубке.
— Спокойной ночи, Обри. Приятных снов.
— И тебе, Лайам. Приятных снов.
Она положила трубку и прижала ладони к горячим щекам.
Какой странный звонок. Так почему же она улыбается?
Ей нельзя встречаться с Лайамом. Если это делать, отец потребует, чтобы она вызнавала информацию об ИХЭ. Он уже и так рассердился, что она пришла ни с чем со-злосчастного завтрака. Нет, он не кричал. Мэтью Холт никогда не кричал. Он просто молча смотрел на нее тяжелым мрачным взглядом, который Обри с детства так хорошо знала.