Вопрос был сложным, неоднозначным, и сразу на него Дарк затруднялся ответить хотя бы потому, что гостил он в Шеварии еще менее суток и опасался строить предположения, какие именно тараканы копошатся в прикрытых остроконечными колпаками и пестрыми шляпами головах местных жителей, по каким дорожкам и с какой скоростью они бегают. Пока что Аламезу было ясно лишь одно – у него в приятелях не будет ни одного шеварийца, по крайней мере родом из славного града Верлежа.
От подворотни, где морроны без толку промерзли в засаде, до площади с неподобающим и даже циничным названием было не более двух сотен шагов. Дарк с Граблом никуда не спешили, да и, послушавшись совета чужеземца-наемника, патрулей опасались, поэтому старались держаться ближе к стенам домов, нависавших над ночными путниками, будто огромные, диковинные чудовища, и при каждом подозрительном шорохе прятались в подворотни. Как следствие, этот недолгий путь был проделан не за три-четыре минуты, а за полноценную четверть часа. Хоть всем известное, но далеко не всеми чтимое правило «Береженого бог бережет!» привело к некой потере времени, но зато позволило избежать нежелательных встреч с неусыпными, бодрствующими даже ночью блюстителями порядка, которых, надо отметить, в округе расхаживало превеликое множество. Что, впрочем, было совсем не удивительно и даже предсказуемо, ведь площадь Медовой Услады являлась не чем иным, как местом сосредоточения власти, своеобразным оплотом законности и символом неизбежности наказания.
Несмотря на высокую плотность городской застройки, размеры площади, которую Дарк предпочел бы назвать «тюремной» или «висельной», поражали с непривычки глаз. Наверняка в праздничные дни или во время казней именитых преступников на ней и в начале прилегавших улочек могла бы собраться добрая половина жителей города. В самом центре, там, где на иных площадях обычно располагался фонтан или статуя именитого соотечественника, здесь грозно и величественно возвышался эшафот, окруженный мрачным хороводом из дюжины виселиц. Всего две петли были пусты, а на остальных высоких шестах смерти мерно раскачивались мертвые тела преступников, казненных явно совсем недавно.
Верлежские власти были в этом плане мудры. Они хотели предостеречь горожан от совершения преступных деяний и поэтому оставляли посиневшие трупы злодеев распугивать впечатлительных прохожих вывалившимися изо рта языками и выпученными, едва не выскочившими из глазниц глазищами; однако совсем не желали, чтобы в городе начался мор. Руководствуясь соображениями соблюдения чистоплотности в публичных местах, служители тюрьмы регулярно обновляли «караул висельников». Сигналами к тому, скорее всего, были либо неприятный запашок, начинающий исходить от подвешенных в воздухе тел, либо испорченный вороньем внешний вид мертвяков. По крайней мере, Дарк не приметил ни одного исклеванного птицами тела, да и его ноздрей не достиг отвратный запах гниения плоти.
Что же касается самого процесса свершения казней, то шеварийские палачи не блистали изобретательностью, в то время как ремесло показательного умерщвления людей в соседних королевствах, Геркании и Филании, шагнуло далеко вперед. На помостах смерти одиноко возвышалась плаха, хотя размеры эшафота позволяли разместить еще несколько весьма громоздких приспособлений для иных, более зрелищных и болезненных актов превращения здоровых людей в жалких калек и последующего, проводимого явно в гуманных целях лишения их жизни. Зато верлежские устроители казней отличились при подборе тканей, покрывавших доски эшафота. Общепринятым цветом был черный, поскольку он символизировал печаль, траур и смерть. В некоторых странах мастера ритуальных дел предпочитали материю ярко-красного цвета, ведь на ее фоне не были так видны следы пролитой палачами крови. Шеварийские же палачи как будто специально стремились напугать толпу и для этого не только покрыли эшафот полотном снежно-белого цвета, но и меняли обагренные ткани не чаще одного раза в месяц. Огромные лужи и мелкие пятна высохшей, пропитавшей толстую ткань насквозь крови действовали безотказно. Они вызывали иррациональный, подсознательный страх вперемешку с отвращением не только у мирных горожан, но и у таких бывалых вояк, как Дарк с Граблом.
Вокруг эшафота, украшенного лишь окантовкой из виселиц, простиралось огромное пустое пространство, сравнимое разве что с полем, но только не вспаханным и не засеянным, а аккуратно вымощенным булыжником. На этом поле не было ни деревца, ни кустика, ровным счетом ничего, кроме ярко освещавших округу в ночной час фонарных столбов. Именно благодаря отменной иллюминации появившиеся с улочки морроны и смогли заметить сразу три патруля стражи, охранявших площадь: дюжину солдат, расставленных вокруг эшафота, и две небольшие группки по три-четыре человека, прохаживающихся по ее противоположной стороне, там, где величественно возвышалось не уступающее размером дворцу здание верлежского суда.