– Думаешь, в тебя стреляли из того же оружия, что и в Арамиса? Если б это было так, то, будь уверен, попали б.
– Значит, в меня стреляли не те люли, что завалили Арамиса?
– Скорей всего, палили из пистолета, – не услышал вопроса Парафинов. – Нужно выяснить, из какого именно.
Загорали недолго, привезли металлоискатель, и работа пошла. Первое, что нашли, – два рубля и пятьдесят копеек. Затем почерневшую цепочку и, наконец, гильзу от пули, выпущенной из пистолета. Парафинов с трудом скрывал разочарование, он-то надеялся, вчерашнее покушение и убийство Баграмяна – одних рук дело и нужно искать общих врагов Саенко с Арамисом. Теперь же не знал, что и думать. Он подошел к ограде, с минуту изучал место, где вчера упал Саенко, вдруг высоко поднял плечи и застыл.
– Что-то не так? – забеспокоился Саенко.
– Не так. С близкого расстояния и – не попасть?
– Темно же было.
– Ну, да, да… – закивал Парафинов, однако остался глубоко неудовлетворенным.
Для Саенко недосказанность сейчас хуже разорения, его тревога только возросла. Как правило, человек всегда может ответить хотя бы себе, не оглашая подозрения: за что его, а Дмитрий Родионович ни одной причины не находил. И на вопрос Парафинова: мол, сам-то что думаешь, кто тебя решил обуть в белые тапочки, – Саенко лишь беспомощно хлопал глазами.
– Понятно, – протянул Парафинов, следом дал рекомендацию: – Посиди дома, отдохни, на диване полежи…
– Ага, в окно плюнь, книжку почитай, на люстру помедитируй, – пропыхтел Саенко. – А работа? Сейчас самый сезон начинается, я закупил арбузов…
– Ты дурак, Дима? В тебя стреляли, а ты про арбузы.
– А вдруг это только предупреждение?
– Поэтому не попали? – Саенко неуверенно кивнул, что означало большие сомнения. – И что именно ты должен сделать или не делать? О чем тебя предупредили? – Саенко пожал плечами. – Ну, как хочешь. Твоя жизнь, тебе и решать, что важнее. Ищите вторую гильзу, она должна быть где-то рядом с первой.
Остаток дня, да и в последующие дни, Дмитрий Родионович честно старался вспомнить все свои грехи…
На похороны собрался весь цвет города. Раиса сидела на стуле, выпрямив спину, в черных очках и с каменным лицом, сложив руки на коленях. Только по пальцам, теребившим белый носовой платок, можно было догадаться, насколько тяжела для нее эта процедура. Рядом с нею находились старший сын и Милена, а младший стоял у гроба в окружении молодых людей неопрятного вида и с трагическими физиономиями. Ипполит за спиной матери тронул Милену за плечо и спросил:
– Что за отряд скинхедов окружил нашего Вито?
Но ответила не Милена, а Раиса, слышавшая вопрос:
– Никакие не скинхеды, ребята – друзья Вито.
– У современных юношей стиль небрежно одеваться, – вставила Мила. – Это даже не протест, а… субкультурой, кажется, называется.
– Они были у Арамиса на виду, – говорила мать. – Это разумно, нужно знать, с кем общается твой сын, чтоб не получить неприятных сюрпризов. Не трогай их, мальчики любили Арамиса, пришли проститься с ним.
– Я и не думал трогать.
Ипполит выпрямился и продолжил наблюдать за братом и его компанией. Нет, они вели себя как вполне воспитанные парни, помогали, надев траурные повязки на предплечья, изъявили желание нести гроб, были наполнены искренней печалью. Но пришлось отойти в сторонку – позвонила Дина, о которой он ни разу за все это время не вспомнил. А не вспоминают, когда человек становится ненужным, Ипполит понял это, посему без извинений коротко сказал:
– Долго не могу говорить, у нас прощание с Арамисом.
– Понимаю, – пролепетала она. – Мог бы позвонить, я бы приехала.
– Дина, мне не до тебя было. – Конечно, не до нее, все это время он упорно подбирался к Милене, чему не мешало убийство отчима.
– Я думала, ты захочешь видеть меня рядом, когда твоей семье плохо… и тебе тоже…
Это уже называется назойливостью, а назойливость раздражает в силу того, что не проходит ощущение собственной подлости. Ну а как по-другому квалифицировать? Дина не виновата перед ним ни в чем, она скучает, стремится к нему, должно быть, втайне даже ревнует (и правильно делает), а он? Нацелился на добычу, практически не имея шансов. Милена – как кошка на крыше, ни разу не пробовавшая кота, – заняла оборонительную позицию, чем разожгла интерес. Ипполит и наматывает круги вокруг нее, подбираясь все ближе. Еще не совершил предательства, но готов к нему. И уже где-то в подсознании ищет повод к ссоре, оправдание себе, а вину хочет сбросить на Дину, хотя об этом рано даже думать.