45 
– А они там, внизу…
– На другой стороне. Лезь, я сказал!
Девочка стала коленями на бывший подоконник, протянула руку, куда указал Максим, нащупала стержень, крепко вбитый в стену, схватилась за него одной рукой. Набравшись храбрости, Лана занесла ногу над пропастью, лихорадочно провела ступней по стене и установила ее на нижний стержень. После этого отпустила руку Максима, который отдавал команды:
– Спускайся вниз, я же не успею. Не бойся. Вниз не смотри. Спустись хоть немного!
Лана очень старалась, а так страшно – хоть кричи, кажется, что стержни вот-вот оторвутся под тяжестью. Она сопела, стиснув зубы, и не смотрела вниз, но тянуло глянуть туда, чувство самосохранения давало установку: нельзя! Не рисковала посмотреть и вверх, чтоб увидеть, где Максим, не бросил ли ее, она же зависела от его воли.
Лана спустилась немного, за ней Максим начал проделывать тот же путь, но вдруг шикнул:
– Замри!
Она прижалась к стене, которая сейчас представлялась надежной опорой, способной удержать, и зажмурилась. То же сделал и Максим, только ему было значительно неудобней, ведь он и ростом больше, и весом. Повис, ухватившись обеими руками за верхний стержень и стоя одной ногой на нижнем, причем пришлось согнуть колено, вторая нога болталась. На этаже началось движение – неторопливое, размеренное, с временными затишьями.
– Куда делись? А, черт… – Кто-то оступился.
– Запасной спуск ищите, – раздался командный голос.
Пауза. Шаги… Шаги близко, как и голоса…
Нет ничего страшнее ожидания, когда секунды растягиваются до бесконечности, о минутах и говорить нечего. Нет ничего ужаснее, когда висишь между небом и землей, не зная, выдержат ли тебя ржавые железки. Нет ничего страшнее неизвестности, когда некуда деться и рассчитываешь на везение, а оно коварно. И наконец, ничего нет страшнее ощущения близости смерти…
Эрнст нажал на кнопку звонка, ждал недолго, за дверью поинтересовались, кто пришел.
– Извините, что так поздно, вас беспокоит милиция. Мне нужен Иннокентий Гольдмахер, мы можем поговорить на площадке.
Дверь на цепочке приоткрылась, выглянул перепуганный глаз, показался клок взлохмаченных волос, круглый подбородок, выступающий вперед, и часть рта.
– Вы ко мне? – спросил мужчина.
– Если вы Иннокентий Гольд…
– Это я. Что вы инкриминируете мне?
– Вы неправильно меня поняли, к вам претензий нет. Кстати, посмотрите мое удостоверение, чтоб не сомневаться…
Эрнст раскрыл его, глаз изучил, пробежавшись наверняка по всем строчкам, затем остановился на владельце:
– И что такое? Зачем я вам?
– Посмотрите, это ваши фотографии?
Эрнст поднес к щели несколько фото Ланы, раскрыв их веером.
– Нет, это не моя фотография, – отрекся фотограф. – Вы разве не видите, что здесь изображена юная дева?
– Но фотографировали вы?
– Так бы сразу и сказали. Я.
– Меня интересует эта девушка и ее сестры, вы ведь снимали всех трех сестер, не так ли?
– Совершенно верно.
Неожиданно дверь захлопнулась, Эрнст вытаращил глаза, но в следующий миг она снова отворилась, и Гольдмахер вышел на площадку. Тучный мужчина лет пятидесяти пяти, маленького роста, в махровом халате до пят с интересом уставился на Эрнста, изучая его.
– А в чем дело? – осведомился он.
– В том, что снимки потрясающие, – польстил ему Эрнст. – Вы сестер хорошо знаете?
– О клиентах знать много необязательно.
– А для чего они фотографировались?
– Сразу видно: вы не женщина. Для чего снимались? Хм! Для себя. Женщины любят позировать, при этом требовательны к себе и фотографу, им хочется, чтоб все любовались их красотой, а красота далеко не каждой дана. Но мастер может выделить достоинства и скрыть недостатки. Я снимал сестер раз в год, эти снимки последние. Однажды ко мне обратилась их тетка…
– Ксения Макаровна?
– Да, да. Вы знакомы с ней?
– Не так чтобы очень…
– Крепкая женщина, волевая.
– Что вы имеете в виду под словом «волевая»?
– Напористая, знающая, чего хочет. Так вот Ксения Макаровна долго искала фотографа, ей нужны были не просто портреты. Она попросила меня снять девочек в образах неземных существ…
– Вас не удивила ее просьба?
– Помилуйте, чему я должен удивляться? Иной раз клиенты как закажут свои изображения, так мои редкие волосы – и те дыбом встают. Я снимал одну молодую пару… лежащую в гробу.
– Неужели?
– И притом клиенты выдвинули требование, чтоб этот гробовой маразм выглядел эротично, каково?
45 
