Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
177 
И вот теперь всё кончилось. Судьба заставила ученого заплатить сполна за сбывшиеся надежды.
Байлаков вдруг почувствовал, как дорог ему стал этот смешной и непрактичный человек…
Из госпиталя Сергей Сергеевич отправился прямиком в исследовательский корпус.
Здесь он приказал начальнику вычислительного центра без разговоров бросить всё и заниматься пересчетом данных шестнадцатой лаборатории за последние три месяца.
Потом включил свой персональный «Армстрад», и десять часов не отходил от него — пока тонкое западное изделие не зависло.
За это время он трижды гонял туда-сюда по дромосу лабораторный фургончик, и трижды загружал здоровенный роботроновский принтер. В последний раз, смяв распечатки, смачно выматерился, и с час просидел, запершись в своем кабинете. Потом позвонил коменданту города.
— Товарищ Капустин, мне нужна срочно машина до Душанбе и пропуск по литере А. Что? Да, это связано с аварией… Да, срочно. Когда именно нужно? Еще вчера!
* * *
Москва, Старая площадь 1
Сейчас Байлаков вспоминал как уже скоро как четыре года тому, стоял в этом самом кабинете, перед почти таким же высоким собранием. Тогда решалась судьба его детища. Теперь она уже решена.
Итак, Дмитрий Федорович, — начал он сразу с места в карьер, — У меня есть чрезвычайно важное сообщение.
Маршал, словно почувствовав, что дело и впрямь нешуточное, судорожно вцепился руками в подлокотники кресла, а сам подался вперед, грудью навстречу неведомой опасности.
— Дело в том… — говорить было тяжело из-за сухости во рту. — Дело в том, что есть вероятность закрытия портала.
— В результате процессов, причину и характер которых мы пока не выяснили, произошло спонтанное изменение характеристик дромоса. Выглядит это так, что его пространственная локализация и объем остались без изменений, но форма, если о ней можно говорить применительно к фигурам такого рода, — он поймал себя на том, что цитирует умершего сегодня утром Демьяненко, — форма изменилась. Объект стал внутренне протяженнее, но его субъективное поперечное сечение уменьшилось, практически пропорционально удлинению.
Он внимательно вгляделся в лица присутствующих, но уловить, поняли ли они что-то, не представлялось возможным.
— Условно говоря, если представить себе объект перехода как резиновую трубку, то её словно вытянули в длину и, соответственно, её толщина уменьшилась. Так вот, товарищи, это еще не всё. Как мы выяснили, в самое ближайшее время аналогичный процесс повторится, в срок приблизительно от десяти до четырнадцати дней. Затем, соответственно через пять-семь дней, снова. После чего объект перехода станет недоступен для большей части имеющейся автотехники. Затем в срок от одних до трех суток процесс вновь повторится…
— И сколько этот ваш дромос будет еще вытягиваться? — осведомился маршал. — До мышей дойдет?
— Больше уже не будет, — вздохнул Сергей. — Тут есть еще одно обстоятельство. Дело в том что внутреннее сечение объекта перехода не строго цилиндрическое а гиперболическое.
Нарисовал на имевшейся в кабинете доске, как это выглядит — две дуги одна над другой.
— То есть он сужается к центру, хотя для наблюдателя находящегося внутри дромоса это практически незаметно. И при сближении поверхностей на расстояние меньше критического, как мы предполагаем, произойдет коллапс дромоса, с выделением энергии порядка одного-двух миллиардов эргов, большая часть которой, правда, уйдет на выпрямление остаточных деформаций континуума.
— Сколько это в килотоннах? — угрюмо вопросил марша.
— Примерно как взрыв хорошего склада боеприпасов.
— И… как скоро? — облизнув бледные губы, поинтересовался маршал.
Он не уточнил, но Сергей понял, о чем идет речь.
— Две-три недели максимум. Но лучше ориентироваться на срок в десять дней.
— И никакой возможности повторить прорыв точно нет?
— Пока — нет, Дмитрий Федорович, — обреченно пожал плечами Байлаков.
То есть конечно можно вторично пробить дромос, но вероятность того что он выведет именно в этот мир близка к нулю. Не говоря уже о том что с ним в ближайший год случиться то же самое.
И вот тут повисло такое молчание, которое вполне можно назвать гробовым.
— То есть как? — наконец выдавил Устинов, вмиг утратив всю моложавость. Вы хотите сказать…
Видимо мы имеем дело с неким имманентно присущим межпространственной склейке фактором, делающим невозможным его стабильное существование.
177 
