Особенно,... 
60 
– Утро доброе, Фернан Леже.
Сегодня тратить красноречие на змея не было ни малейшего желания. А если учесть, что Полин предпочла «обворожительному, восхитительному» и утомительному змею юного друга, то, кроме сострадания, других эмоций он не вызывал.
Утренний кофе напоминал хаотичное брожение: девушки с чашками ходили от одного окна к другому, Володька мерил шагами пространство, рассматривая рисунки, сделанные вчера, Влад бесцельно слонялся туда-сюда, напевая. Полин не появлялась, хотя время подходило к полудню. Влад спросил, подойдя к Володьке:
– А где Полина? Я с утра ее не видел.
– Не знаю. Спит, наверное.
Влад попросил рисунки, сел в кресло. Володька пристроился неподалеку прямо на полу, пил остывший кофе.
– Слушай, а что это за звуки раздавались сегодня ночью? – как бы между прочим спросил Влад. – Или мне показалось спросонок?
– Я занимался гимнастикой, – не моргнув глазом, ответил Володька.
– Ночью?!
– Ну да. У меня избыток энергии, должен же я куда-то девать ее?
– Интересно… Мне даже чудилось, кто-то приглушенно стонал…
– Я стонал. Когда отжимался на руках. Попробуй, ты тоже застонешь.
– Серьезно? Только мне показалось, стоны были женские. – Он вдруг наклонился ближе, тоном заговорщика прошептал: – Признайся, ты оприходовал одну из танцовщиц? Кого? Я не скажу Полине, клянусь. Ну, признавайся.
Вот так так… значит, Полин вне подозрений. Что ж, по его мнению, простак типа Володьки не имеет шансов добиться Полин. А слово-то какое употребил: оприходовал! Видимо, это его суть: грязненькая, закамуфлированная внешним лоском.
– Признаюсь: нет, – ответил в тон Владу.
Разумеется, тот не поверил. По лестнице спускалась Полин с приветливой улыбкой, аккуратно причесанная. Только едва заметные голубые тени под глазами говорили о беспокойно проведенной ночи.
– Полина, дорогая, – двинул к ней навстречу Влад, – дом без хозяйки сиротлив. Выглядишь потрясающе, но утомленной. Как спала?
– Кошмары снились…
«Мама дорогая, – думал в это время Володька, – я, кажется, влип выше крыши. Провел с ней ночь, а увидел – все закачалось».
– А наш Моне гимнастикой занимался ночью, – возвестил торжественно Влад.
– Да? – насторожилась Полин, садясь в кресло.
– Представь себе. Слышу – возня, приглушенные звуки… Думаю, привидения разгулялись. Или другое что… Думаю, а если шалит наш юный друг? Ну, я вставать не стал, чтоб случайно не смутить. А он, оказывается, гимнастикой занимался. Ночью. Во где энергия бьет ключом! Позавидуешь.
«Понял, почему я его ненавижу, – обрадовался открытию Володька. – Он подлючая гнида. Не змей, куда ему! Шакал. Так бессовестно сексотить…»
– Володя, тебе не спалось? – спросила Полин, наливая себе кофе.
– Даже очень здорово спалось.
– Тогда не понимаю, о чем речь? – На ее лице не дрогнул ни один мускул. – О том, что нашему Пинкертону не спалось, – рассмеялся Володька, – а чудились звуки ему из потустороннего мира или разыгралось воображение на почве сексуальной недостаточности. Влад, тебе вредно находиться в темной комнате одному.
Даже за завтраком, соответствующим больше обеду, оба пикировались, причем Володька в основном отбивался, нападал Влад. Видимо, «юный друг» тоже сильно действовал ему на нервы. «И нет никакой возможности перекинуться с Полин парой слов, ходят тут всякие», – с досадой думал Володька. Но момент все же улучил, поймал ее на кухне, остальные собирались в дорогу.
– Нас могут увидеть, – предостерегла Полин, когда он неожиданно обнял ее сзади.
– Ну и что? Тебя это волнует?
– Не знаю… Я пока не готова.
– Ох, Полин… – и сжал ее крепко-крепко.
– С ума сошел! Пусти сейчас же! – Ей удалось вырваться. Пройдясь руками по одежде и убедившись в полном ее порядке, строго сказала: – Держи себя в руках.
– Когда они уедут?
– Сегодня. Сейчас. Я повезу их обратно.
– Постой, постой… Ты тоже уедешь? Я поеду с тобой.
– Нет. Оставайся здесь и работай. Ты ведь за этим прошагал пол-Европы?
– Когда приедешь?
– Есть еще дела… Я приеду, Володя. Мне надо о многом подумать.
– О чем?
– О том, что произошло… о тебе… о себе…
– Да что тут думать! – Он притянул упирающуюся Полин, выждал, пока она не перестала сопротивляться. – Мне никогда, слышишь, никогда, ни с кем не было так здорово, как с тобой. Ни с кем.
– Мне тоже. Потому немного страшно…
– Не понимаю, что же тут страшного? Достоевщина хороша в книгах.
60 
